В самом начале XX века (начало 1900 года) его и жену взяли с «поличным» — власти накрыли подпольную типографию «Работника» в Лодзи. За Юзефа теперь уж взялись по-настоящему (жену скоро отпустили). Сидел он в 10-м павильоне Варшавской цитадели. Место это памятно поколениям польских революционеров. (В своё время посидит там и знаменитый Дзержинский). Побег оттуда считался невозможным. Обычно делали так: старались добиться перевода в больницу, а уж оттуда бежать. Прием этот использовали часто и до, и после Пилсудского. Пилсудский симулировал помешательство. (Была в начале XX века у революционеров такая мода. А в случае Пилсудского симуляция облегчалась наличием среди его родни психически больных.) Своего он добился — отправили на экспертизу в Петербург. Конечно, в закрытое отделение, но все-таки это был не 10-й павильон Варшавской цитадели. Там нашелся и врач-поляк. Он принес одежду, и в один прекрасный день переодевшийся в гражданский костюм Пилсудский покинул больницу под видом уходящего посетителя. А уж дальше его опекали петербургские товарищи, с которыми он был знаком по революционному подполью. В конце концов он сумел уехать в Лондон.
Меж тем на горизонте появился новый возможный союзник, то есть новый враг России — Япония. Пилсудский вступает в контакт с японской разведкой и мечтает о создании польской национальной части из военнопленных поляков в составе японской армии. До этого дело тогда не дошло, но денежную помощь японцы ему оказали. Они тогда помогали всем мятежникам во вражеской стране и не прогадали. Разгоравшийся в Российской империи в 1905 году революционный кризис был им очень на руку. Уже в начале 1905 года массовые волнения охватили Варшаву.
В революции 1905–1907 годов Пилсудский участвовал активно. Он возглавлял наиболее радикальное крыло польских социалистов. Самым громким его делом стал успешный, но кровавый налет возглавляемого им небольшого отряда на поезд, перевозивший деньги. (Это произошло позже, в 1908 году.) Сегодня сказали бы — терроризм.
Среди евреев долго ходила легенда о том, что Пилсудский после этой экспроприации скрылся в еврейском местечке. А когда жандармы там производили обыск, надел талес и прикинулся горячо молящимся иудеем. Его не выдали. Тем евреи и объясняли терпимость к ним Пилсудского, необычную для польского националиста.
Пока что все типично — человек, сделавший ненависть к России своей судьбой и профессией. Бесспорно, смелый. Их много было среди поляков. Но этот был еще умный и упорный. Поражение первой русской революции заставило его начать поиски новых союзников. И не традиционных. До сих пор в лице Германии и Австро-Венгрии видели польские националисты врагов — участников раздела Польши. Но в начале XX века отношения этих стран с Россией стали уже достаточно плохими. Австро-Германский союз противостоял Франко-Российскому (чуть позже — Англо-Франко-Российскому). И все больше пахло большой войной в Европе. Тут и мог возникнуть шанс для Польши. Австро-Венгрия нравилась Пилсудскому больше Германии. Во-первых, католическая страна (а он уже начал понимать, что это важно для поляков). Во-вторых и в главных, в Вене уже отказались от планов «онемечить» восточные окраины. Так что поляки в австрийской Галиции (Львов и Краков) чувствовали себя относительно свободно. Официально у них не было той широкой автономии, что была у венгров. Но фактически — она существовала. Итак, Пилсудский решил попытать счастье в Австро-Венгрии, и расчет на сей раз оказался верным. Я уже писал, что в немецких столицах издавна привечали русских революционеров. На сей раз прикормили польского. И уж он-то был не Гапон! Оставим его пока в Австро-Венгрии. Мы его еще встретим.
В былое время Меккой для польской эмиграции была Франция, Париж — в особенности. С конца XVIII века туда, после провала очередного восстания, устремлялись разбитые польские повстанцы. Гости они были беспокойные, ибо не считаясь ничуть с интересами Франции, старались продолжить борьбу с Россией. К тому же они часто не ладили между собой — извечная польская беда. Великий Наполеон умел их использовать, но последующие правительства часто не были им рады. Зато тогдашнее общественное мнение всегда оказывалось на их стороне, а во Франции с этим приходилось считаться (полякам там сочувствовали все — и либералы, и ярые католики). Так что их терпели и не очень приструнивали. В XIX веке в Париже даже был квартал, который французы прозвали «Маленькая Польша». За Францию, как приют для польских беженцев, был и языковой фактор — в шляхтецких (дворянских) семьях учили детей французскому языку. А шляхты было очень много среди польских эмигрантов.