Евреи уезжали. Новый рост эмиграции за океан начался еще после Кишиневского погрома. После поражения революции 1905 года начали уезжать и бундовцы. До этого они в основном воздерживались от эмиграции — надеялись на революцию. Теперь казалось, что все потеряно. Конечно, первыми уехали те бундовцы, которые «засветились» в революционных выступлениях. Сионисты, известные участием в самообороне, тоже уезжали — в Землю Израильскую. Но им это было «по штату положено».
Современники видели и другую, кроме эмиграции, причину ослабления Бунда — он оказался слишком классовым и недостаточно национальным для широких масс. Мечты бундовцев, что вскоре евреи будут праздновать 1 Мая вместо традиционных иудейских праздников, таких как Песах или Пурим, и прочие подобные утопии стали явным абсурдом в условиях спада революции и никого уже не привлекали.
Продолжалась и начатая еще до революции 1905 г. острая критика Бунда со стороны остальных социалистов. Бунд обвиняли в том, что он воспитывает недоверие к пролетариям других наций и препятствует ассимиляции евреев. Ассимиляцию считали явлением прогрессивным. Ленин говорил, что «идея еврейской национальности противоречит интересам еврейского пролетариата». Бундовцев обвиняли в мелкобуржуазном национализме, который объясняли «полуремесленным» характером Бунда. Конечно, немалая часть этих нападок исходила от самих евреев — и большевиков, и меньшевиков.
И «могучий дуб Бунд» — выражение Жаботинского — стал слабеть. По большому счету его роль была сыграна. (По крайней мере, в России.)
А вот на нашей сионистской улице не унывали, хотя отношение властей к сионистам вновь ухудшилось. Для властей ведь не составляло тайны, кто организовывал еврейскую самооборону, но не только в ней было дело. В конце 1906 года в столице автономной Финляндии Гельсингфорсе (сейчас это Хельсинки) — там дышалось посвободнее, хотя постоянное проживание евреев в Финляндии запрещалось — русские сионисты собрали свой съезд. К тому времени стало уже ясно, что борьба за еврейское государство — дело долгое. И что, помимо политической борьбы за международно-правовые гарантии, нужно и все другое делать. И поселения строить, и культуру еврейскую воссоздавать (в первую очередь возрождать иврит). А пока что и за равноправие евреев, где его нет, тоже нужно бороться (а не было его в России и в Румынии). Словом, необходима демократизация государственного строя, широкая национально-культурная автономия (для всех вообще, и для евреев в частности). То есть была у нас своя «программа-минимум», и правительству она понравиться не могла. Но сионисты так же не могли остаться в стороне от насущных еврейских нужд. Именно в это время они начинают уделять больше внимания печатной агитации на идиш. Раньше сионисты резко выступали против этого языка, видя в «жаргоне» (идише) символ рассеяния. Но это был язык широких еврейских масс, и с этим приходилось считаться.
В Российской империи сионистов преследовали. Не так сильно, как, скажем, эсеров или большевиков, — против эмиграции евреев правительство не возражало. Но бывали и аресты, и конфискации литературы, и запреты собраний. Порой круче, порой легче. В этих условиях синагога становилась самым удобным местом для сионистской деятельности. Но и тут были большие трудности. Именно в это время еврейский религиозный «истеблишмент» начинает особенно энергично действовать против нас. (Исключение составляет маленькая группа литовских раввинов-сионистов. Но они в это время грешили территориализмом, который лишь постепенно выдыхался.)
К Герцлю многие раввины и цадики относились все-таки с некоторым почтением. Во-первых, «большому еврею», что вхож к королям и министрам, по традиции кое-что прощают. Во-вторых, он демонстративно проявлял уважение к религии. В-третьих, дело еще терпело, можно было выжидать. Но теперь все стало иначе — выяснилось, что, несмотря на все беды, кризисы и похороны, сионизм не умирает. Живуч, как жид. Растет, да еще и левеет — усиление после смерти Герцля социалистического направления в сионизме религиозным понравиться не могло. И они стали противодействовать сионистской заразе изо всех сил.
Вот инцидент того времени. Главный раввин Бреста Литовского (Бриска) Хаим Соловейчик очень авторитетный в еврейском религиозном мире, был ярым антисионистом, сотрудничал с «Черной канцелярией» (см. Приложение 2) и ненавидел Герцля. Когда в 1904 году пришла весть о смерти сионистского вождя, рав Соловейчик запретил производить поминальную службу и запер двери главной синагоги. Но два энергичных сиониста сбили замок, и церемония была проведена. Одним из них был Зеев-Дов Бегин — отец Менахема Бегина. Другой — Мордехай Шайнерман — дед Ариеля Шарона.