Картер Браун
Труп
Carter Brown: “The Corpse”, 1958
Перевод: П. В. Рубцов
Глава 1
— Вы можете думать о чем-нибудь еще, кроме секса? — ядовито спросила она.
— Я не знаю, — признался я. — Никогда не пробовал.
— В следующий раз, когда мы будем ехать в машине вместе, Эл Уилер, — приглушенным голосом сказала Аннабел Джексон, одергивая юбку, — я надену на себя доспехи!
Я взглянул на огромные неоновые буквы, которые должны были складываться в слова «Золотая подкова», если бы они, конечно, все горели.
— Это то самое место? — спросил я.
Она решительно взяла меня за руку и повела к двери. Мы спустились по ступенькам в небольшой погребок.
— Это то самое место, — сказала Аннабел. — Вам здесь понравится.
Мы нашли столик у стены и уселись. Этот погребок оказался не таким уж маленьким, но все же в нем явно ощущалось отсутствие свежего воздуха.
Неопрятный официант возник у столика, уставившись на Аннабел:
— Что будем заказывать? — спросил он.
— Виски со льдом, — сказал я. — И окажите нам любезность, вымойте сначала стаканы.
— За отдельную плату, — сказал он и куда-то улетучился.
Я взглянул на Аннабел:
— Я часто гадал, где находится преступный мир Пайн-Сити, теперь я знаю.
— Если внимательно посмотрите вокруг, — сказала она, — то увидите, что у всех преступных элементов высокие лбы и очки в роговой оправе. Это — интеллектуальный притон!
— С какой стати они сюда ходят?
— Джаз — вот и все, — сказала она. — Здесь играет трио, и такое трио стоит послушать. Клэренс Несбитт играет на контрабасе, Куба Картер — на ударных и Уэсли Стюарт — на трубе. Впервые их заметили всего месяца два тому назад, но сейчас все в городе только о них и говорят.
— Все, но не я, — сказал я.
— Есть еще одна причина, по которой это место может вас заинтересовать, — сказала она. — Ее имя — О’Хара. Она начинает петь ровно в полночь. — Аннабел взглянула на часы. — Осталось всего пятнадцать минут.
— В моей квартире, — сказал я, — вас ожидают лучшие пластинки мира. Мой проигрыватель — один из лучших…
— Вы ни о чем не забыли, Эл? — холодно спросила она. — Я обидчива!
Прибыло виски, и официант долго смотрел на Аннабел, прежде чем поставить перед ней стакан.
— О! — сказал он восхищенно. — Вот это женщина!
— Она девушка, — сообщил я ему, — в этом слове тоже семь букв. Но слово из семи букв можно подобрать и к тебе, правда, оно будет произноситься абсолютно иначе. Хочешь, чтобы я выразился яснее?
Он отплыл от стола, с упреком махая в мою сторону своей белой салфеткой.
— Вот сейчас вы их услышите! — сказала Аннабел. — Эти ребята — настоящие новоорлеанцы, может быть с уклоном в чикагский стиль. Ритм их музыки захватит вас, и тогда…
Смилостивившись надо мной, судьба заглушила ее голос этим самым трио, начавшим свое выступление с исполнения «Я нашел себе новую детку». Я осторожно отхлебнул виски, и мои худшие опасения подтвердились.
— Ну и как? — весело спросила Аннабел, когда номер закончился.
— Шумно, — сказал я. — А вот на моем проигрывателе есть ручка громкости, которую ты можешь поворачивать в любую сторону. Могу еще добавить, что виски в моей квартире настоящее шотландское, и я могу показать вам этикетку и фирменную пробку, прежде чем…
Мой голос затерялся в буре аплодисментов, когда кто-то объявил: «Миднайт О’Хара». Я сконцентрировал свое внимание на эстраде, где в подрагивающем островке света появилась Миднайт.
Миднайт О’Хара была женщиной до кончиков ногтей. Это была высокая блондинка с темными как ночь глазами. На ней не было ни бюстгальтера, ни трусиков, что явно подчеркивало ее черное облегающее платье. Она была прекраснее всех красавиц в мире. Так я считал до того момента, как она взяла в руку микрофон и запела.
Когда она пела, она воплощала всех женщин, которых ты когда-либо знал, и в то же время была той единственной, которую ты когда-либо хотел бы узнать.
У нее была своеобразная манера исполнения, пение ее было великолепно. Красота и глубина ее голоса не поддавались описанию.
Она спела «Беспокойный блюз», затем — «Усталые, обеспокоенные и возмущенные». Вершиной была «Девушка-бродяга».
Когда стихли аплодисменты и трио заиграло «Китайского мальчика», Аннабел с ожиданием взглянула на меня:
— Как она вам понравилась?
— Если бы она, пока пела, устроила еще и стриптиз, — сказал я, — я бы дал ей на чай.
К нашему столику подошел какой-то тип, который наклонился и принялся восхищенно разглядывать Аннабел, Ему было около тридцати лет, и у него уже был животик. Спортивная куртка его была достаточно широка, чтобы прятать под ней любое музыкальное трио вместе с инструментами, а не брился он уже несколько дней.