— Мисс Лэндис примет вас через минуту, сэр, — сказал дворецкий и исчез, что и должны делать все приличные дворецкие.
Я подошел к кушетке и сел. Пружины не поддались ни на йоту. Я задумался: была ли расписная вазочка, стоявшая на небольшом столике у кушетки, пепельницей или фамильной реликвией. Эти старинные вещи хороши тем, что их всегда можно с чем-нибудь спутать. Я загасил в этой вазочке свой окурок и закурил новую сигарету. Прежде чем дверь отворилась и вошла хозяйка дома, я успел почти докурить сигарету. Я взглянул на нее только раз и уронил сигарету на ковер.
Она была примерно среднего роста, но это было единственное, что можно было отнести к ней в среднем роде. Густые блестящие черные волосы обрамляли ее лицо — лицо эльфа с яркими полными губами. Причем нижняя была чуть выпячена, что придавало ей дополнительный шарм.
Темно-серый шелк ее платья сверкал и переливался. Оно обтягивало ее плотнее, чем перчатка руку, а сбоку был сделан разрез, чтобы она вообще могла ходить. И когда она шла, можно было видеть ее прекрасные загорелые ноги. Ее синие глаза выглядели огромными за стеклами очков в тонкой оправе.
— Меня зовут Рена Лэндис, — сказала она высоким голосом.
Подняв с бесценного ковра свою сигарету, я поднялся на ноги:
— Я лейтенант Уилер из…
— Знаю, Тальбот мне сказал.
— Дворецкий?
— Это то, чем он должен быть, — сказала она. — Он изумительный объект для изучения насилия. Если бы у него была жена, он бы ее каждый день бил, я уверена в этом!
— Мне почему-то кажется, что все было бы наоборот, — возразил я. — Есть предел выносливости для каждой женщины.
— Как ваше имя?
Я моргнул.
— Эл, — ответил я несколько хриплым голосом.
— Зовите меня Рена, — сказала она. — Я думаю, что невозможно хорошо узнать друг друга, если все время придерживаться формальностей. Вы согласны, Эл?
Она уселась рядом со мной на кушетку. Разрез на ее платье разошелся, и меня не охватило бы такое волнение, если бы она носила под ним хотя бы шорты.
— Вы хотели поговорить о Джоне? — спросила она. — Отец рассказал мне обо всем сегодня утром. Вы знаете, что брат курил марихуану?
— У него в кармане была найдена пачка с такими сигаретами, — тихо сказал я.
— Я пробовала их, — серьезно заявила она, — но мне не понравилось.
— Рад это слышать.
— Ребячество. Но Джонни и был большим ребенком. Кроме того, марихуана — это только начало. Через некоторое время тебе уже нужен героин, и, прежде чем ты успеешь опомниться, уже становишься рабом наркотиков. А что вы думаете по этому поводу, Эл? Мне приятно чувствовать себя свободной от каких-либо привычек, я люблю делать то, что мне нравится. А вы любите делать то, что вам нравится, Эл? Вы выглядите очень молодо для полицейского офицера. Я думала, все они — высушенные воблы, бездушные и безразличные. Но вас я нахожу достаточно темпераментным. А что вы думаете обо мне?
— Я…
— Можете не отвечать. — Она ослепительно улыбнулась. — Вижу, что вы не ошибаетесь, так как чувствуете себя не в своей тарелке. Вы уже в четвертый раз взглянули на мои ноги, с тех пор как я села рядом с вами на кушетку. Хочешь поцеловать меня, Эл?
Я поперхнулся дымом и затушил сигарету в вазочке.
— Отец пришел бы в полный восторг, если бы увидел это, — сказала она. — Вазочка — творение восемнадцатого века. Вы первый человек, который хоть для чего-нибудь ее приспособил.
— О вашем брате, — попытался я вновь, — вы не можете мне сказать, почему он…
— Можешь не думать о Тальботе, — без всякой связи сказала она. — В его обязанности не входит беспокоить своих хозяев, сюда он не войдет. Другие слуги на кухне, в другом конце дома. Ты можешь меня взять, Эл, если хочешь. У меня еще никогда не было любовника-полицейского. Это возбуждает! Конечно, ты должен быть осторожен. Можешь поцеловать меня, потискать немножко — и больше ничего. Только после этого я смогу твердо сказать, хочу я тебя или нет.
Возбуждение начало овладевать мной. Я быстро встал с кушетки и уселся в кресло, которое стояло напротив. Здесь я чувствовал себя в большей безопасности.
— Пожалуйста, — взмолился я. — Все, что я хочу, — это задать несколько вопросов.
— И ты не хочешь меня? — Ее синие глаза стали еще больше. — Разве ты не считаешь меня привлекательной? Может, ты предпочитаешь, чтобы я обняла и поцеловала тебя первой?
— Я предпочитаю, чтобы ты оставалась там, где сидишь, и заткнулась, — рявкнул я.
Ее губы искривились.
— Сейчас ты грубишь и кричишь на меня, Эл. Тебе что, не нравятся брюнетки?