— Боюсь, что это частично и моя ошибка, Уимзи, — сказал Паркер виновато. — Крейкс весьма обижен на меня. Начальник полиции в Стэпли послал к вам через свою голову, и когда информация распространилась, я побежал к начальнику и попросил дать это дело мне, потому что в случае каких-либо недоразумений или затруднений я смогу разобраться с ними быстрее, чем кто-либо еще. У меня оставалось несколько небольших дел по моему расследованию о фальсификации; спешно закончив их, я освободился только к вечернему экспрессу. К тому времени когда я появился здесь в пятницу, Крейкс и следователь были уже непреклонны и назначили дознание на утро того дня — что было смешно — и все устроили для того, чтобы преподнести свои чертовы улики по возможности наиболее драматично. У меня хватило времени только на то, чтобы бегло осмотреть землю (к сожалению, испорченную следами Крейкса и его местных головорезов), и я действительно ничего не нашел для присяжных.
— Не стоит унывать, — сказал Уимзи. — Я не виню вас. Кроме того, все это делает расследование более интересным.
— Дело в том, — сказал преподобный Фредди, — что мы не нравимся уважаемым следователям. Легкомысленные аристократы и безнравственные французы. Послушайте, Питер, жаль, что вы не застали мисс Лидию Кэткарт. Она бы вам понравилась. Она уехала в Голдерс-Грин и увезла тело с собой.
— Ничего, — сказал Уимзи. — Не думаю, что с телом было что-то трудное для понимания.
— Нет, — сказал Паркер, — медицинское освидетельствование было проведено правильно, но несколько поверхностно. Пуля попала в легкое, и это все.
— Хочу заметить, — сказал преподобный Фредди, — он не стрелял в себя. Я ничего не сказал, не желая ухудшить историю старины Денвера, но, знаете, все эти разговоры о том, что в его стиле было расстроиться и отправиться на тот свет, просто глупость.
— Откуда вы знаете? — спросил Питер.
— Ну, мой дорогой друг, мы с Кэткартом вместе поднимались наверх. Я был в сильном подпитии, кроме того, утром ни один из моих выстрелов не попал в цель, и я проиграл пари с полковником о количестве когтей у кошки, живущей на кухне, поэтому сказал Кэткарту, что этот мир просто чертовски отвратителен или что-то подобное. «Вы не правы, — сказал он, — этот мир чертовски хорош. Я собираюсь завтра пригласить Мэри на свидание, а потом мы поедем жить в Париж, где понимают толк в сексе». Я ответил что-то неопределенное, и он ушел посвистывая.
Паркер выглядел серьезным. Полковник Марчбэнкс прочистил горло.
— Хорошо-хорошо, — сказал он. — О таких людях, как Кэткарт, не спорят, не спорят вовсе. Он вырос во Франции, вы знаете, и совсем не похож на честного англичанина. Всегда вверх-вниз, вверх-вниз! Грустная история. Ладно, ладно, Питер, надеюсь, вы и мистер Паркер проясните это дело. Мы не можем позволить бедному старине Денверу сидеть запертым в тюрьме, вы понимаете, ужасно не повезло бедняге, а дичи так много в этом году. Э-э, я думаю, вы сейчас займетесь расследованием, да, мистер Паркер? Как насчет того, чтобы немного посбивать кегли, Фредди?
— Вы правы, — сказал преподобный Фредди. — Тем не менее вам придется дать мне сотню, полковник.
— Ерунда, ерунда, — сказал ветеран в приподнятом настроении. — Вы сыграли превосходную игру.
После того как мистер Мурблс удалился, Уимзи и Паркер остались сидеть за остатками завтрака лицом друг к другу.
— Питер, — сказал детектив, — не знаю, правильно ли я поступил, приехав. Если вы чувствуете…
— Послушайте, старина, — сказал его друг искренне, — давайте отбросим соображения деликатности. Мы собираемся расследовать это дело, как любое другое. Если выяснится нечто неприятное, я предпочел бы, чтобы это видели вы, а не кто-нибудь другой. Это необыкновенно симпатичное дельце по своему существу, и я собираюсь проделать с ним чертовски хорошую работу.
— Если вы уверены, что это правильно…
— Мой дорогой друг, если бы вас не было здесь, я бы послал за вами. А теперь давайте приступим к делу. Само собой, я отталкиваюсь от предположения, что старина Джеральд не делал этого.
— Я уверен, что не делал, — согласился Паркер.
— Нет, нет, — сказал Уимзи, — это не ваша линия. Никакой спешки, никакой веры на слово. Предполагается, что вы разобьете мои надежды и будете сомневаться относительно всех моих заключений.
— Вы правы! — сказал Паркер. — С чего вы хотели бы начать?
Питер задумался.
— Я полагаю, нам следует начать со спальни Кэткарта, — сказал он.
Спальня была средних размеров, с единственным окном, выходящим на ту же сторону, что и передняя дверь. Кровать была расположена с правой стороны, туалетный столик перед окном. Слева находился камин, перед ним стояло кресло и маленький письменный стол.
— Все оставлено на прежних местах, — сказал Паркер. — У Крейкса хватило ума на это.
— Да, — сказал лорд Питер. — Очень хорошо. Джеральд говорит, что, когда он назвал Кэткарта проходимцем, Кэткарт подскочил, почти опрокинув стол. Это, похоже, письменный стол, значит, Кэткарт сидел в кресле. Да, сидел, потом резко отодвинул его назад и смял ковер. Смотрите! До сих пор все сходится. Теперь — что он там делал? Он не читал, потому что поблизости нет никакой книги, и мы знаем, что он выбежал из комнаты и больше не возвращался. Очень хорошо. Он писал? Нет — лист бумаги девственно чист…
— Он мог писать карандашом, — предложил Паркер.
— Действительно, старый зануда, он мог. Так, если он писал карандашом, то сунул бумагу в карман, когда вошел Джеральд, потому что ее здесь нет; но он этого не делал, так как при нем не было найдено никакой записки; следовательно, он не писал.
— Если он не выбросил записку где-нибудь еще, — сказал Паркер. — Знаете, я осмотрел не всю землю и сделал только самые минимальные подсчеты: если мы принимаем выстрел, который слышал Хардрав в 23.50, за тот самый выстрел, — остается полтора часа, которые еще предстоит объяснить.
— Очень хорошо. Давайте скажем: ничто не указывает на то, что он писал. Это подойдет? Хорошо, тогда…
Лорд Питер достал увеличительное стекло и тщательно исследовал поверхность кресла, прежде чем сесть на него.
— Ничего полезного здесь нет, — сказал он. — Продолжим. Кэткарт сидел там, где сижу я. Он не писал; он… Вы уверены, что в этой комнате ничего не трогали?
— Уверен.
— Потом, он не курил.
— Почему же нет? Он мог бросить окурок сигары или сигареты в огонь, когда вошел Денвер.
— Это не сигарета, — сказал Питер, — иначе бы мы нашли где-нибудь следы — на полу или на решетке. Этот легкий пепел разлетается вокруг. А сигара — вполне подходящий вариант, он мог курить сигару, не оставляя следов, я полагаю. Но надеюсь, он этого не делал.
— Почему?
— Потому что, старина, я предпочел бы, чтобы в показаниях Джеральда было хоть немного правды. Раздраженный человек не предается столь изысканному удовольствию, как курение сигары перед сном, и не собирает пепел с такой тщательностью. С другой стороны, если прав Фредди и Кэткарт испытывал необычное спокойствие и довольство жизнью, это как раз то, чем он бы занимался.
— Вы думаете, что мистер Арбатнот на самом деле выдумал все это? — сказал Паркер задумчиво. — Он не кажется мне способным на такое. Нужно обладать воображением и злобой, чтобы сочинить это, а я действительно не думаю, что он таков.
— Я знаю, — сказал лорд Питер. — Я знаком со стариной Фредди всю свою жизнь, он не обидит и мухи. Кроме того, у него просто ума не хватит, чтобы сочинить такую историю. Но что меня беспокоит, так это то, что Джеральд, наиболее вероятно, тоже не способен придумать эту адельфийскую драму между ним и Кэткартом.
— С другой стороны, — сказал Паркер, — если допустить на мгновение, что он застрелил Кэткарта, у него был стимул изобрести это. Он попытался бы спасти свою голову от… я хочу сказать, когда на карту поставлено что-нибудь важное, удивительно, как это обостряет ум. И история, будучи довольно неправдоподобной, выдает неопытного рассказчика.