Антон присел на кушетку, не снимая пальто.
— Ты бы лучше денег мне дала, вместо того чтобы так пить!
— Прорва ненасытная! — Мать с размаху поставила бутылку на столик.
— Мне нужно десять тысяч! — решительно произнес Антон. — Ты же в месяц в два раза больше получаешь!
— Не дам! — невнятно пробормотала Томская. — Проси у отца!
— Издеваешься?..
Отец Антона, бывший муж Галины, которого в театре все давно уже звали Виталиком, работал статистом. На его месячную зарплату можно было только пару раз заправить «Ягуар» бензином!
Антон стиснул зубы. Он едва сдерживался, чтобы не крикнуть матери какую-нибудь гадость.
— Поедем! — сказал он.
— Я никуда не поеду!
— Так и будешь сидеть здесь и пить?!
— Так и буду!
Антон вскочил, схватил стул и швырнул с грохотом на пол.
— Ты поедешь, поедешь! — в бешенстве кричал он.
— Не поеду! — Она налила виски в граненый стакан и выпила залпом.
Антон подскочил к матери и потащил ее с кресла. Он спешил. Ему нельзя было опоздать в казино. В одиннадцать, за час до полуночи, должна начаться премиальная игра.
Томская подняла крупную руку и дала сыну пощечину. Антон отшатнулся, выхватил пистолет и выстрелил. И пока гремел выстрел, он вспомнил, что один холостой патрон уже израсходован, сегодня ведь тоже тренировались в парке с Юпитером.
Мать безвольно наклонилась. И тут вдруг раздался треск. Это подломилась ножка кресла. Солистка Томская завалилась к стене. Антон растерялся. Не сознавая, что делает, он сунул пистолет в карман пальто и побежал сломя голову!..
В казино ему вдруг повезло. Он выиграл. На этот раз ему удалось сохранить все деньги!
Антон оставался в казино до рассвета. О матери он не думал. Но к пяти часам ощутил страшную усталость. Пора было возвращаться домой. Уже за рулем «Ягуара» он стал почти спокойно размышлять о совершенном убийстве! Что же он наделал?! Слезы навернулись на глаза. Но нет, надо было совсем о другом думать! Не оплакивать погибшую мать, а думать о том, как бы замести следы. Ведь он не поднял и не поставил на место стул, не подошел к матери... А вдруг она была еще жива? Вдруг она не убита, а только ранена? И ее возможно было спасти? А видеокамеры? Ведь он бежал, как будто за ним гнались!..
Антон резко крутанул руль, остановил машину. Лихорадочно проверил пистолет. Гильзы остались в барабане. Главной улики нет!
А пуля? Пулю непременно найдут в теле убитой. А если прошла навылет, то в стене или в мебели... А звук выстрела?..
Дома Антон твердо решил: не прятаться, не скрываться, вести себя нормально! То есть как «нормально»? Ну, как должен вести себя единственный сын, трагически потерявший мать!..
Из театра позвонили. Он не понял, что именно ему говорят. Одно было ясно: несчастье! Несчастье с его матерью! Нужно было снова ехать в Большой. Надо было заставить себя ехать. И вдруг Антон вспомнил о подруге матери, о Величаевой. Да, он поедет не один, а в сопровождении этой красавицы, словно лишенной возраста и очень похожей на куклу Барби!..
В театре Антона окружили, жалели. Дрожащим голосом он спрашивал, как прошел вчера спектакль, как чувствовала себя мать. Все, конечно, знали, что обычно Томская после представления запиралась в уборной и пила. Но теперь об этой ее привычке не говорили. Антон осторожно выспрашивал и был радостно удивлен, когда оказалось, что вчера никто его не за- метил и выстрела никто не слышал!
«Никогда! — клялся себе Антон. — Никогда больше не совершу ничего дурного! Ну, а квартира?..» Сгоряча он было воскликнул про себя: «Да пропади она пропадом, эта квартира!» Но тотчас несколько остыл и решил, что деньги за квартиру он, разумеется, выплатит. Тем более что он единственный прямой наследник покойной (да, наверное, покойной!) матери...
Итак, все складывалось хорошо. Если бы не одна мелочь. Да, никто не заподозрил Антона. И следователь, кажется, не намеревается его допрашивать. Но все же... Где труп? Если мать ушла сама, то куда же она исчезла? А если кто-то унес тело, то этот кто-то знает роковую тайну Антона!
Проводив следователя, директор Скромный пригласил Антона к себе в кабинет. Антон сидел перед Венцеславом Аркадьевичем, понурившись.
— Понимаю!.. Понимаю!.. — повторял Скромный тепло и сочувственно. И вдруг спросил: — Послушай, а ты вчера в театр не заезжал?
Отрицать было бы глупо! Лучше всего было сказать правду.