Тимошенков охотно позволил. Пошатываясь, Антон поднялся на второй этаж, в спальню. На стене висела большая черно-белая фотография в простой рамке.
Сфотографированная женщина показалась Антону странно знакомой.
Рядом очутился Тимошенков.
— Это ваша... — начал Антон.
— Давай на «ты»! — перебил хозяин дома.
— Это твоя жена? — Палец Антона указал на фотопортрет.
Но ответа Томский уже не расслышал, провалился в сон.
Проснувшись так же внезапно, как и заснул, Антон ощутил отчаянное желание чего-нибудь нюхнуть или уколоться. Вышел на лестницу, окликнул Тимошенкова:
— Эй! Эй! У тебя шмали не найдется?
Внизу показался Тимошенков:
— Ты что, парень?! Что за шмаль такая?!
Тимошенков был субъект старой закалки и потому признавал только алкоголь!
— Да нет!.. Я пошутил, пошутил... — прохрипел Антон и вернулся в спальню.
Он проспал еще полчаса. Затем вновь открыл глаза. На душе было скверно. «Все-таки мать — великая певица! А я — скотина! Я никогда не ценил ее так, как следовало!..» Антон спустился на кухню. Здесь, на кушетке, сопел Тимошенков. Антон сунулся в холодильник, выпил минералки. Огляделся. В глаза бросились шариковая ручка и блокнот. Антон вырвал лист и крупным скачущим почерком написал признание в убийстве матери. Пусть Тимошенков отнесет листок в милицию. Может быть, наказание не будет таким уж страшным, все-таки добровольное признание...
Антон вернулся в спальню. Бросил беглый взгляд на стену. Фотографии не было. Он почему-то огляделся и заметил твердый уголок фотопортрета, засунутого за шкаф. Антон нагнулся и вытянул из-за шкафа фотографию. Поднес к лицу... Вот те на! Оказывается, женщина на снимке была не одна! И женщина эта была совсем юная Величаева! А рядом с ней — Тимошенков! Протрезвевший Антон вглядывался в снимок и все более и более изумлялся. Тимошенков и Величаева обменивались обручальными кольцами. Лицо Величаевой обрамляла белоснежная фата, Тимошенков был облачен в черный жениховский костюм... Но это уже не имело для Антона никакого значения! Оставив листок с признанием на кухне, Антон вышел во двор, завел машину и уехал. Тимошенков так и не проснулся.
Антон до упора жал на газ. «Хорошо бы помереть! — лихорадочно думал он. — Или пусть арестуют!..»
«Ягуар» выехал на Рублевку. Антон резко затормозил и некоторое время сидел в машине. Потом, развернувшись, поехал назад, к дому Тимошенкова. Тот по-прежнему крепко спал на кушетке. Антону показалось, что Тимошенков так и не просыпался. Схватив листок, Антон покинул жилище Тимошенкова во второй раз, теперь уже окончательно.
Отдохнув в своей не до конца оплаченной квартире, Антон отправился в казино на метро. Дорога заняла минут десять.
В этот раз ему не очень везло. Как это частенько случалось, он просидел за игрой до рассвета. Усталый, полусонный, спустился в метро. Его даже не хотели пропускать, приняли за пьяного в дым! Но все-таки пропустили. Он приблизился к самому краю платформы. Гремя и сверкая, надвинулась электричка. Молодой человек внезапно потерял равновесие...
Сцена восьмая
Можно было ожидать, что на следующий день Степанов отправится прямиком в поликлинику Большого, побеседовать с Грубером. Но Василий Никитич, подумав, решил поехать в театр, где должны были собраться представители труппы. Он уже представлял себе, почему могли убить Томскую, но пока не мог себе представить, как ее убили!
В театре произошла неожиданная встреча. В фойе слонялся Овчинников, разглядывая фотопортреты артистов и перекидываясь то и дело словцом-другим с охранником, который прогуливался рядом, удерживая под мышкой пачку газет.
— Василий Никитич! — Безработный банкир кинулся к следователю, словно к старому другу.
— А вы что здесь делаете? — удивился Степанов. У него чуть не вырвалось: «Я вас не вызывал!»
— Как трудитесь? — продолжал Овчинников непринужденно. — Как там мой «крестный» Андрей Алексеевич? Я знаю, вы занимаетесь этим печальным делом, то есть делом об исчезновении Галины Томской...
— Откуда вы-то знаете? — спросил в свою очередь Степанов.
Овчинников отвечал уклончиво и странно:
— Да вот, узнал, что вы всех вызвали, ну и я...
— То есть что — вы?
— После вас... Буду беседовать с руководством Большого...
— Не понимаю...
— Сейчас я вам все объясню! Видите ли, мне предложили возглавить Совет попечителей Большого театра! А я ведь сейчас постоянной службы не имею, вот и согласился.
— Что ж, должность почетная. Поздравляю!