— Что? Что с вами? — Степанов также вздрогнул.
— Смотрите, смотрите! Вон она!..
Степанов повернулся и пристально смотрел в окно. Да, было отчетливо видно: у окна напротив по комнате расхаживала плотного сложения дама в костюме Снегурочки.
— Она? — тихо спросил следователь.
— Богом клянусь! — прошептала уборщица.
Степанов не стал дожидаться лифта и опрометью понесся по ступенькам вниз. Перебегая улицу, он не мог не заметить знакомый красный «Ягуар». Машина мигала поворотником, устремляясь к Лубянке.
Вернувшись в театр, Степанов направился прямиком в уборную Томской. Так и есть! Бумажка с надписью «Опечатано» сорвана. Здесь уже побывали! Дверцы шкафа были распахнуты настежь. Степанов ясно разглядел голубой, шитый серебром сарафан Снегурочки.
Следователь посмотрел на циферблат своих наручных часов. Кажется, пора возвращаться в кабинет директора. Должно быть, Сафьянов уже закончил свою беседу с представителями труппы. Так оно и оказалось! Сафьянов в окружении свиты как раз подходил к лифту, уже заботливо вызванному одним из охранников. Затем в коридор вышел Овчинников.
— Я могу быть свободным? — осведомился он у Степанова.
— Да, я вас не держу!
— Спасибо! — почему-то поблагодарил Овчинников. Но видно, ему не хотелось уходить так скоро. — Знали бы вы, что тут творилось!..
— А что? — оживился Василий Никитич.
— Да Тимошенков чуть не довел премьера до нервного припадка! Он ведь профорг в театре, Тимошенков! Ну и выставил целый список, то есть кого на гастроли послать! А у Скромного, соответственно, свои кандидатуры! Вот и сцепились. А Сафьянов слушает и как будто ничего не понимает. Тут ему на мобильник позвонили. Он поговорил с кем-то, а потом покраснел. Встал и говорит Тимошенкову: «Нехорошо, батенька! Нехорошо!» И вышел из кабинета, не то разгневанный, не то расстроенный, поди разберись!..
В дверях показалась Молочкова.
— Не уходите! — остановил ее Степанов. — Я и с вами в том числе должен поговорить!
— Да я только покурю! — Молочкова улыбнулась улыбкой красивой и влиятельной женщины.
Сцена десятая
Степанов распорядился, чтобы члены труппы проходили в директорский кабинет, где он расположился, по одному. Попугай то и дело вылетал из клетки, порхал по комнате, норовил усесться то на плечо, то на макушку. Это ужасно нервировало.
Первым в свой кабинет вошел Скромный. Степанов вежливо предложил ему сесть. Венцеслав Аркадьевич начал с места в карьер: — Михаил Михайлович абсолютно прав! Постепенность и только постепенность! Конечно, перемены нужны, никто не отрицает, но... Постепенные, постепенные перемены! Для начала можно заменить Томскую Величаевой, но ведь так бывало уже не один раз! И... Я вас умоляю! Не выносите сор из избы! Не шумите вы об исчезновении Томской! Не давайте сенсационных интервью! У Большого и без того довольно проблем! Вот Байков и Молочкова!.. Что хотят, то и воротят! Хотят — с собственными гастролями разъезжают! Хотят — с театром судятся! Сплошная головная боль! А что делать! Делать нечего! Молочкова как танцевала в Большом, так и будет танцевать! И Байков — то же самое! Как был на вторых ролях, так и останется! Но убийство! Ужас! Такое пятно на репутации Большого! Что будет на гастролях?! Вы только представьте себе! Европа! Кто их знает! А вдруг тамошний зритель решит бойкотировать гастроли?! Боже мой! Объявят бойкот Большому театру! Это же политика! Это же такой скандал, такой скандал!..
Степанову едва удалось вставить несколько слов в этот взволнованный монолог.
— Я вас понимаю, понимаю, — повторял следователь. — Но скажите мне, с кем Томская была не в ладах?
Скромный нервно взмахивал руками, отгоняя назойливого попугая:
— Василий Никитич! Вы что, до сих пор не поняли, что за человек Томская?! Но, в принципе, она все-таки баба не вредная. Поцапается с кем-нибудь, а через пять минут помирится. Ну, многие терпели, а другие — нет, затаивали на нее! Да что говорить, мы все у Томской в кулаке обретались! Шутка ли! Не кто-нибудь, любовница самого Сафьянова!..
Директор рассказал Степанову некоторые подробности романа премьера с певицей. В то время покойная ныне жена Сафьянова была еще жива. Бедняга держалась только на химиотерапии. В короткие периоды улучшений премьер стремился развлекать больную супругу. И вот однажды он обедал вместе с ней в Жуковке, в ресторане «Веранда». Собственно, обедали втроем: Сафьянов, его жена и молодая красавица Ксения Собчак. Эта девушка приобретала постепенно широкую известность как светская львица и популярная телеведущая. Еще не так давно имя ее отца, петербургского мэра, гремело по всей России, мать была членом Совета Федерации... Теперь Ксения деликатно орудовала японскими палочками, макая мраморное мясо в соевый соус. Она старалась выглядеть сдержанной и даже немного печальной. Ведь рядом с ней сидели смертельно больная женщина и несчастный муж этой женщины. Супружеская чета почти ничего не ела. Не выдержав давящего молчания, Ксюша заговорила спокойно и непринужденно.