Санитарки стали понемногу приподымать ее, теперь она уже могла сидеть, опершись на подушки. Потом ее поставили на ноги. А спустя какое-то время она уже гуляла по коридору, поддерживаемая с обеих сторон. А еще через две недели сердитый профессор громко заявил, что пора выписывать больную. Палата, оснащенная дорогой аппаратурой, нужна была для кого-то другого.
Галине не хотелось уходить из больницы. Она родилась и выросла в Москве, жизнь вне Садового кольца пугала ее. А тут профессор объявил, что эту больную надо перевести в реабилитационный центр в Бирюлево. Это самое Бирюлево представлялось ей чуть ли не окраиной мира. Никогда она в этом Бирюлеве не была. Но что же будет дальше? Сначала ее увезут в Бирюлево, потом еще дальше в Подмосковье, а потом куда? В Сибирь? Нет, она должна все сказать врачам. Она должна объяснить им, что она — ни кто иная, как знаменитая певица Томская. Она снова попыталась заговорить. Нет, ничего не получалось. Тогда она знаками попросила у санитарки бумагу и карандаш. К счастью, санитарка оказалась доброй женщиной и принесла блокнот и карандаш. Галина написала, кем она является на самом деле, и отдала вырванный из блокнота листок санитарке. На лице женщины отразилось удивление. Галина ожидала, что теперь отношение к ней изменится коренным образом. И действительно, в палату явились двое знакомцев в белых халатах. Ее немного смутили их насмешливые улыбки. Они задавали ей вопросы, она честно писала на листках ответы. Потом незнакомцы ушли, а ее перевели на первый этаж и сделали болезненный укол. Она заснула, а проснулась уже в машине. Из разговора сопровождавших ее санитаров она поняла, что ее сочли сумасшедшей и все равно везут в Бирюлево.
На новом месте ей стали делать новые уколы и давать таблетки перед едой. Врач-женщина то и дело спрашивала, куда она поедет после выписки. Галина писала на листках, что ей есть где жить. Но она даже не знала в точности, как ее зовут.
Потом она уже гуляла самостоятельно. Территория больницы охранялась плохо. Психически больные и умственно отсталые частенько убегали. Но ловили их легко. Обычно они отправлялись на автобусную остановку, где без денег и документов ждали автобуса. Томская понимала, что так убегать — просто глупо! Оставалось одно — ждать. Она все-таки еще надеялась вспомнить, что же именно с ней произошло. Ее называли Мариной. Она наконец поняла, что занимает место умершей соседки. Эту соседку звали Мариной. Да, конечно, Галина Николаевна стала жертвой ошибки. Но ошибки или все же злого умысла?
Томская понимала, что доказать, кто она на самом деле, будет очень трудно. Она предполагала, что из Галины Николаевны превратилась в Марину Игоревну, она даже не знала, что успела побывать и Людмилой Сергеевной.
В конце концов она поняла, что лучше всего не настаивать на том, что она — известная певица, солистка Большого театра. Надо было признать себя безвестной Мариной Игоревной, так ее скорее выпустят отсюда. Но куда же она денется потом? Здесь, в Бирюлеве, было много несчастных, нищих или не имевших документов. Они часто нарочно нарушали режим медицинского учреждения и даже притворялись тяжело психически больными. Они хотели подольше пробыть здесь, где их кормили и одевали, предоставляли крышу над головой. Но Галина Николаевна еще не дошла до такого состояния, чтобы ставить крест на своей дальнейшей жизни. Она аккуратно соблюдала все правила и надеялась на выписку. Теперь она признавала, что никакая она не певица Томская.
— Просто я была больна, — говорила она.
Гуляя во дворе, она познакомилась с местным старожилом по имени Валерий. Его уже много раз выписывали, но он всегда возвращался. Здесь ему нравилось. Летом он удил рыбу в речке, осенью собирал грибы в лесу. Ему поставили диагноз: «приступообразная шизофрения». Когда его в очередной раз начинали готовить к выписке, он сейчас же симулировал приступ болезни. Он бегал нагишом и пел петухом. Избавиться от него врачам было невозможно.
Галина почувствовала в склонном к актерству Валерке почти родственную душу. Однажды он угостил ее жареными весенними грибами, вкус которых напомнил певице уже такие давние фуршеты, когда она запивала жюльены шампанским. Конечно, Валерий выглядел весьма непрезентабельно, коренастый, белобрысый, дурно пахнущий. Но она нуждалась в помощниках и положиться теперь могла только на этого человека, пройдоху с бессмысленным взглядом.
Галина невольно сравнивала себя с Эдмоном Дантесом, пока тот еще не стал графом Монте-Кристо. Конечно, больницу в Бирюлеве можно было считать замком Иф, но Валерий мало походил на аббата Фариа и никаких тайн не знал.