Печка осталась цела. Только пистолета в ней уже не было, что и поразило в дальнейшем Антона. Бомжей забрали в приемник, а потом снова отпустили.
Томская продолжала мечтать о мщении. Но по-прежнему не могла придумать ничего дельного. Как-то раз она подговорила Валерия и главаря, бывшего физкультурника, пойти в дом ее сына. Галина представляла, как ее мальчик все узнает и станет ее верным союзником. Да, она напишет Антону, что простила его. Она знала характер своего сына. Конечно же, он пожалеет мать, увидев ее в таком жалком виде, потерявшую речь, грязную, растрепанную, отвыкшую от кремов и лосьонов.
Трое бомжей, двое мужчин и женщина, прошмыгнули в подъезд, воспользовавшись временным отсутствием консьержа. Но Антона дома не оказалось. Дома был только Юпитер. Он увидел в «глазок» неопрятную троицу и не открыл дверь. Томская растерялась.
Встречи с сыном не получилось. «Что ж, — подумала Галина, — может быть, это даже к лучшему». Она сдружилась с бывшим физкультурником, открыла ему свою тайну. Похоже, он поверил. Теперь у нее было два сообщника. Так что пистолет теперь находился в ее полном распоряжении. Оставалось только раздобыть костюм Снегурочки. И вот тогда она появится перед торжествующей соперницей в том самом или в таком же точно костюме, какой та надевает, узурпируя ее, Томской, роль!
Сцена двадцать восьмая
По Москве, как известно, очень трудно ездить на собственном автотранспорте из-за пробок. Поэтому Степанов иногда добирался на работу, а потом и домой пешком и на метро. Он любил дойти до Пушкинской площади, а потом спускался к Охотному Ряду. По дороге Василий Никитич частенько заходил в книжный магазин, где, случалось, покупал какие-нибудь нужные для работы книги по юриспруденции.
И сейчас следователь не спеша брел, сунув руки в карманы теплой куртки. У памятника великому поэту толпились молодые бездельники, парни и девчонки, попыхивая сигаретками. Степанов вдруг заметил знакомое лицо. Это оказалась Грушева в модном пальтишке. Она куда-то названивала по мобильнику. Лицо ее было очень выразительным. Казалось, она на что-то надеется, но вот она повернулась к проезжей части и просияла. «Мерседес», джип и «Хаммер», отчаянно сигналя и сверкая мигалками, подъехали к памятнику. Стекла были тонированы, и не было понятно, кто же скрывается в машинах.
Грушева замахала мобильником и побежала к «Мерседесу». Из «Хаммера» выскочил телохранитель и открыл перед ней дверцу. Она уселась. Машины снова засигналили. Рядовые водители вынуждены были сворачивать со Страстного бульвара на площадь. Из окошек джипа и «Хаммера» высовывались руки с полосатыми палочками. Прочие машины послушно замирали. Кортеж развернулся и понесся вниз по Тверской.
Степанов, конечно же, пошел следом. Возле салона сотовой связи три машины остановились. Охранники перекрыли вход в салон. Они были вооружены короткими автоматами. Через широкие витринные стекла Степанов отчетливо видел «сладкую парочку», Сафьянова и Молочкову, которые, похоже, выбирали мобильник.
— Проходите, проходите, — приказали приостановившемуся Степанову.
Сафьянов и Молочкова между тем рассматривали дорогие телефоны. Продавцы вежливо улыбались.
Степанов жалел, что ни один из юрких журналистов-папарацци, которые вечно толкутся неподалеку от Госдумы, не видит этих двоих. То-то бы обрадовались «желтые» газеты. Степанов оглянулся на «Мерседес». Грушева опустила стекло и курила тонкую белую сигаретку, коротко затягиваясь. Потом она внезапно выскочила из «Мерседеса», пересекла тротуар и нырнула в магазин. Грушева уже издали начала улыбаться Сафьянову и Молочковой. Балерина показывала подруге отобранные для покупки телефонные аппараты. Несколько аппаратов упало на пол. Продавцы кинулись поднимать их. Грушева кокетливо улыбалась и стучала по стеклышку, прикрывавшему циферблат наручных часиков. Затем она вышла из магазина, но в «Мерседес» не вернулась, а пошла по улице к Охотному Ряду. Степанов, в свою очередь, поднялся по Георгиевскому переулку.
У фонтана Степанов неожиданно встретил Овчинникова. Бывший банкир также названивал по мобильнику. Это уже становилось забавным. Завидев следователя, Овчинников сунул телефон в карман, и лицо его выразило крайнюю степень дружелюбия.
— Рад, рад видеть, — повторял Григорий Александрович. — Что? Собираетесь снова слушать «Снегурочку»?
— А сегодня дают «Снегурочку»? — растерянно спросил Степанов.
— Да.
— А как прошли гастроли?
— Ах, Василий Никитич, газет вы не читаете. Гастроли прошли блестяще. Вена, Лондон, Париж. Полный триумф!