— Еще бы, кому это приятно! — сказал земляк. — Клевету напущает на неповинного человека. На нашего брата это туда-сюда, а вот бабе беда. Кажинный будет в нее пальцем тыкать, ты, мол, такая да сякая, вот оно что!
Вошел Фома.
— Аль что случилось с Марьей Васильевной? — спросил он, взглянув на кровать.
— Да, есть такая пословица: спишь и то беду наживешь, — сказал Иван. — Погляди-ко, какую шутку проделал наш бывший господин управляющий. На-ко, почитай.
Фома взял поданное ему письмо, прочитал его и покрутил головой.
— Дела, — произнес он. — Уж ты не пришиб ли ее грехом?
— Что я, дурак, что ли, чтобы верить всякой клевете? Я только прочел ей, что из деревни пишут, и этим письмом словно обухом по башке саданул.
— Как услыхала, так и грохнулась наземь, — добавил гость.
— Вот тут-то я понял теперь, — воскликнул Фома, схватившись за голову.
— Чего понял? — спросил Иван.
— Это ты только, Иван Дементьевич, ходишь как глухой или слепой и не видишь, что кругом тебя делается. Про Марью Васильевну все бабы языки истрепали, говоря про нее, что будто она с кем-то снюхалась, окромя своего мужа. Понятно, на чужой роток не накинешь платок, и я не хотел говорить тебе об этом, потому что сам этому не верю и тебя зря сердить не хотел, а теперь и вижу, откуда это пошло! Ладно, как попадется мне эта Гущина, накостыляю я ей затылок.
— Какая это Гущина?
— Аль забыл? Это та самая, которая жила в номере 154, что в среднем флигеле.
— Эта такая толстая и высокая баба?
— Она самая и есть. Все ходит в наш дом и смутьянство заводит… А живет она, сказывают, с братом твоим.
— С Матвеем? — вскочил с места Иван.
— Сказывают, а я сам хорошо не знаю. А теперь, как Матвей отписал в деревню, я понял, кем эта музыка заведена.
— Завтра надо будет сходить в адресный стол, — сказал Иван, наливая в стакан водку. — Там, кстати, тебе справляться нужно и узнать, где Матвей проживает. На-ка, выпей да закуси хорошенько.
Марья все слышала и дрожала как в лихорадке. Было ясно, что муж пока ничего не знает, но все-таки придет время, и он узнает всю правду. Пробило одиннадцать часов вечера, Иван, положив гостя спать, начал надевать тулуп.
— Дежурить ведь моя очередь, — сказал Фома.
— Ладно, знаю. Ты отдохни пока, согрей самовар, попей чаю и отдохни. Ужина на сегодня нету, ешь то, что тут на столе, а под столом еще не початая сороковка, можешь выпить, отдохнешь, а потом часу во втором меня сменишь.
Целую ночь Марья не могла сомкнуть глаз. Она теперь от всей души ненавидела Ланцова, так нагло нарушившего ее душевный покой.
«Приколдовал он меня! — думала она. — Словно сила нечистая влечет меня к нему, так влечет, что я и сама не знаю, что делаю».
Действительно, этот разбойник, как ни странно кажется, имел демоническую власть над женщинами, которые имели несчастье увлечься его пылкими речами. Выходило так, что сперва они отдавались ему с безумною страстью, в то же время ненавидя его за глаза.
Глядя на мужа, который перед уходом на ночное дежурство заботливо прикрыл ее одеялом и перекрестил, она чувствовала, что сердце ее разрывается на части, и у нее был даже порыв соскочить с постели и, упав к его ногам, сознаться в своей вине, но вовремя одумалась. Она знала отлично горячий нрав этого добродушного человека, и сознайся она, он моментально ее убьет.
Она лежала и смотрела на сидевшего за столом Фому, который, предварительно выпив, аппетитно закусывал.
«Вот что значит чистая совесть, — думала она. — Ест себе и знать ничего не хочет… А мне и кусок в горло нейдет, а подойдешь к зеркалу, посмотреть на себя страшно».
Видя, что хозяйка его лежит с открытыми глазами, на которых блестели слезы, Фома заботливо спросил:
— Марья Васильевна, не хочешь ли попить чайку? Сейчас самовар ставить буду.
— Спасибо, я не хочу, пей сам.
— Ах, проклятые бабы, — возмущался Фома. — Супротив кого они такую мораль напущают? Супротив людей, от которых, окромя добра, никто ничего не видел! Хорошо, что из деревни прислали, и все объяснилось, кто этому причиной, а то бы, долго ли до греха, поверил и скандал бы затеял… Эх, народ!
Только под утро забылась Марья тяжелым сном и проснулась в десять часов утра.
В дворницкой никого не было, потому что Фома ушел в адресный стол, а Иван — в участок, второй же подручный был отказан за ненадобностью.
Наскоро одевшись и умывшись, не причесав даже головы, Марья пошла к Кравцовой.