– И все-таки я хочу знать, почему мне никогда не говорили о существовании этого счета?
– Я уже ответил. Потому что это не твой счет, – раздраженно бросил Охснер. – Это опекунский счет. Он лишь открыт на твое имя, он лишь формально твой.
– А чей он на самом деле? – подала голос Алекс.
Охснер поднял глаза. Они метали молнии.
– Вас это не касается.
Он принялся за еду.
– Однако это касается меня, – возразил Руди. – И я хочу знать, кто на самом деле владелец этого счета.
– Мне очень жаль. Но я не могу сказать. – Он положил кусок рыбы в рот и устремил взгляд на реку. В это время причалила прогулочная лодка со стеклянным куполом, взяла на борт группу японских бизнесменов, куривших ранее в ресторане. – Это не твое дело.
– Но если счет открыт на мое имя – неужели я не имею права знать?
– Формально имеешь, но…
– Тогда скажите мне. – Он бросил взгляд на Алекс. – Скажите нам. Кому принадлежит этот счет?
Охснер отложил нож с вилкой, вытер губы салфеткой.
– Дело в том, что счет был открыт твоим отцом в 1938 году для гражданина другой страны. Мне, как душеприказчику, было дано распоряжение никому не сообщать о его существовании. Тебе рассказали бы об этом счете только после моей смерти.
– А если бы я умер раньше вас? – настаивал Руди.
– В таком случае я оставил бы распоряжение передать счет твоим наследникам.
– Но у меня нет детей, – возразил Руди. – Кому бы тогда он достался?
– Тому, кого бы ты назвал своим наследником. Но и он – как и твой отец – мог быть лишь попечителем. В ожидании настоящих владельцев.
– Вам известно, кто настоящие владельцы? – спросила Алекс у Охснера.
– Я… я действительно не могу сказать.
– Не можете? – переспросил Руди. – Или не хотите?
Охснер несколько секунд не сводил с Руди глаз.
– Дело в том, что твой отец заключил с настоящим владельцем счета – мы их называем владельцами-бенефициарами – договор о неразглашении имени, даже опекунам-наследникам. Этот договор лежит запечатанный у меня дома, в сейфе.
– Он находится там со дня смерти моего отца? – уточнил Руди.
Охснер утвердительно кивнул.
– Вы и словом не обмолвились мне об этом!
– Практика банковского дела в Швейцарии учит ничего не предпринимать, пока не объявится подлинный владелец.
– А вам никогда не хотелось распечатать письмо? – полюбопытствовала Алекс. – Чтобы узнать, кому принадлежит счет? Чтобы попробовать связаться с владельцами?
Охснер пожал плечами.
– У меня нет такого права.
– А помните скандал с депозитными счетами в девяностые? Почему тогда вы ничего никому не сказали об этом счете?
– Не мог.
– Почему? – не отставала Алекс.
– Потому что это не депозитный счет. Это опекунский счет.
– И какая разница?
– Скандал с депозитными счетами, на который вы ссылаетесь, касался тех счетов, операции по которым не проводились со времен Второй мировой войны. На них оказалось лишь несколько тысяч долларов – деньги не были положены под проценты. Если я не ошибаюсь, на некоторых лежало вообще по сотне долларов. – Он повернулся к Руди. – Знаешь почему?
Руди отрицательно покачал головой.
– Нет.
– Потому что это были депозитные счета. Банк не проводит по ним никаких операций, лишь взимает свой процент. К тому времени, когда американцы заставили швейцарские банки обнародовать счета, после вычета всех комиссионных и банковских процентов на них почти ничего не осталось. – Охснер вновь принялся за еду. – Явно недостаточно, чтобы служить оправданием всемирному скандалу.
– А почему банки не обнародовали опекунские счета? – спросила Алекс.
– Не могли.
– Почему? – удивился Руди.
– Потому что банки никогда о них не знали. В том-то все дело. Только попечителю известно, кому на самом деле принадлежит счет.
– Тогда почему попечители не рассказали об этих счетах властям? – продолжала Алекс.
– А их никто не спрашивал. – Охснер откинулся на спинку стула. – А пока не спрашивают, те не имеют права обнародовать их. – Банкир отодвинул тарелку. – Тайна швейцарских банковских вкладов. Уверен, вы понимаете, что это означает.
– Это просто смешно, – возмутился Руди. – Если до сих пор никто не заявил права на опекунские счета, никто и не заявит.
– Кто знает. – Охснер прикурил еще одну сигарету. – И пока меня не заставят поступить по-другому, мой долг – как поверенного в делах твоего отца – следить за тем, чтобы выгодно и с умом вкладывать лежащие на счету деньги. – Он глубоко затянулся. – И ждать, когда заявят на него права.