Джулия закрыла глаза, но чужая сила распахнула их, заставив глядеть в шар. Джулия снова с трудом закрыла глаза, но на этот раз ее собственные руки поднялись и раскрыли веки. Ей пришлось смотреть прямо в водоворот красок в шаре. Казалось, что эти краски выплеснулись наружу и обволакивают ее туманом, переливающимся всеми цветами радуги и иногда тускневшим до удушливо-серого.
Туман подхватил ее и швырнул в шар. Падая, она почувствовала, как тело стало невесомым, а потом и вовсе исчезло. Джулия проваливалась в темноту, не испытывая никаких физических ощущений.
Спустя какое-то время — несколько дней, а может быть, лет — чувства вернулись к Джулии. Она ощущала боль и видела просачивающееся откуда-то тусклое свечение. Но собственное тело казалось ей чужим и каким-то неуклюжим, а губы были холодными и сухими.
Она нерешительно открыла глаза, давая им время приспособиться к свету. Резкость зрения постепенно вернулась, и Джулия увидела, что находится в какой-то пещере, залитой тускло-красным светом. Воспрянув духом, Джулия огляделась: неужели она ускользнула от Тряпичной ведьмы?
Но потом она сделала шаг вперед и, глянув вниз, увидела свои ноги — длинные, словно сшитые из кожи, из них торчала влажная желтая солома…
Джулия в ужасе закричала. Не успело затихнуть эхо ее крика, как в ответ раздался каркающий смех, и Джулию парализовало. Она по-прежнему могла видеть, слышать, чувствовать. Но больше не могла даже пошевельнуться.
— Чтобы развлечь тебя, — крикнула в пустоту Тряпичная ведьма, — я позволю тебе смотреть моими глазами, слышать моими ушами и чувствовать то, до чего я дотрагиваюсь. Но ты никогда не вернешься в свое тело. — И Тряпичная ведьма злобно расхохоталась. Эхо ее карканья раскатилось под темными подземными сводами. Не переставая смеяться, она помчалась по темным тоннелям наверх, к свету.
3. Огвин. Шпиль
После того как Майский танцор оставил его на опушке леса, Пол провел несколько мучительных часов, пытаясь заснуть в заполненной сухими листьями яме. Но при малейшем шуме он просыпался, поэтому остаток ночи просидел, прислушиваясь к звукам леса. К счастью, рассвет не заставил себя долго ждать, принеся с собой надежду на что-нибудь лучшее, чем холодная яма, часто навещаемая муравьями.
При ярком свете солнца Пол увидел, что впереди простираются явно заселенные земли. Аккуратные зеленые поля тянулись, насколько хватал глаз, карабкаясь на небольшие холмы и обходя маленькие рощицы, в которых росли совсем не такие деревья, как в этом темном густом лесу.
Лес остался позади, и Пол помчался вниз по склону, радуясь, что можно свободно бежать, не цепляясь за лианы и торчащие корни. Время от времени дорогу ему преграждала каменная изгородь — еще одно доказательство, что на этих милых зеленых полях есть люди.
Вскоре — словно ему нужны были еще какие-то доказательства — он заметил стадо овец и, что гораздо важнее, пастуха. Он радостно побежал, но потом остановился. А что, если пастух — иное существо, вроде тех Майских танцоров? Пол быстро свернул к ближайшей каменной изгороди и укрылся неподалеку от того места, где должен был пройти пастух со стадом.
По мере того как стадо овец приближалось, его страх рассеивался. На пастухе была грубая шерстяная накидка с откинутым назад капюшоном, и Пол отчетливо видел жизнерадостное лицо старика с всклокоченной бородой. Старик весело насвистывал приятную песенку, мотив которой показался Полу знакомым.
Большего и не требовалось, поэтому Пол вышел из укрытия и сказал:
— Привет!
Пастух вскинул голову и перестал свистеть. Он был так потрясен неожиданным появлением Пола, что даже не попытался заговорить.
— Привет, — еще раз сказал Пол и помахал рукой. Это, казалось, поразило пастуха еще больше. Он оглянулся через плечо, потом посмотрел в сторону черневшего вдалеке леса, и его рука невольно потянулась к дубине, заткнутой за пояс.
— Здравствуй, — осторожно сказал он наконец. — Что ты тут делаешь?
— Ничего, — ответил Пол. — Я просто шел из леса…
— Из леса? — воскликнул пастух и быстро осенил лоб каким-то знаком. — Что ты делал в лесу? Надеюсь, ты не рассердил Майских танцоров?
— Нет… — с некоторым сомнением ответил Пол, озадаченный взволнованностью пастуха. — Думаю, не рассердил. Они отпустили меня. Один из них даже вынес меня из леса. Он оставил меня вон там, на опушке, на вершине холма.