Войдя на Дно, Ранф парой фраз на туур закрыл Разлом. И потом позволил себе сделать глубокий, до боли глубокий вдох. Самый сладкий. Ранф оказался на Дне.
Никто другой не увидел бы тут ни зги. Эта тьма была настолько всеобъемлющей и непроницаемой, что у части людей при виде Дна повреждалась психика. Усугубляло действие то, что эта предвечная темнота была наполнена звуками – хрустом, шелестом, щелканьем, далеким ревом крупных варага. Низшие варага струились по камням, травоядные искали редкие тут растения, и вечно кто-то на кого-то охотился. Более того, даже не тьма была проблемой. Проблемой был мрак – на Дне было маловато воздуха, так как он был смешан с мраком в разных пропорциях, чем ниже, тем гуще. А мрак, таинственное вездесущее вещество Червивого Дна, был непригоден для дыхания всем, кто не являлся варага, вермиалистом или роккулу. Те, как когда-то давно выяснил Дамиан, могут им дышать, пусть и с жалобами на вонь.
Ни Джаспер, ни Лира, ни Фелиция, ни даже Ансельм – никто из них не смог бы выжить один на Дне и десятка минут. Ранф же… Ранф же был дома.
И тьма, и мрак проблемой не были. Цветов тут не было, достаточно было полутонов черного. Солнца тут не было, но Ранф видел мрак, соответственно, он видел, как он струится у безжизненной гальки земли, как обтекает валуны, как это мрак раздвигает тонкое гибкое тело червозмея, как вон там, в сотне метров, роет землю в поисках кореньев достаточно крупный севохх, и как к этому севохху подбирается равнинный волк. Конечно, у волка с этой тварью было маловато общего, но уж так Ранфа в свое время научили.
Когда удовлетворение от нахождения в своем домене стерлось, Ранф осмотрелся. Да, галька, валуны. Вдали что-то громогласно шипит. Вывод: разлом вывел его на побережье Мелкоморья. Путь отсюда на удивление близкий. Гравалашх подсуетился?
Пусть душа поет от нахождения в своем домене, о безопасности забывать не стоит. Дно – очень небезопасное место. Так что Ранф полностью покрылся кутикулой из защитных особей, надел маску, чтобы отпугивать полуразумных варага, а сверху для маскировки накинул плащ, сотканный из тонких ниточек твердого и гибкого мрака.
Тень тут была вездесуща, так что Ранфу не надо было искать другое место. Закон этой реальности впитал его, сделал наполовину бесплотным, объемной тенью, и с дикой скоростью метнул вермиалиста в сторону Высоких утесов. Пешком – шесть дней пути. Тенью – полчаса.
Перед глазами Ранфа мелькнуло все побережье Мелкоморья – галечные равнины, которые раз в саум затапливает кипящий жидкий мрак, стада севоххов, похожих на варанов, бегущие стаи бингхалов, редкие кусты ценнейшего шипастого моранта. Следующим мелькнули предгорья хребета Рум. Ранф любил это место: за хребтом мрак был куда плотнее, а потому испарения мрака изредка переливались через узкий, но высокий хребет, и сверхъественные чувства вермиалиста позволяли увидеть величественные горы так же ясно, как и при солнечном свете.
Ранф вывалился из тени около деревни дхазулов. Он им частенько помогал, так как ему чисто по-человечески нравился этот народ. В свое время он даже предлагал представителям Пакта взять дхазулов к себе, но встречал сопротивление. Разумным варага не были нужны пожиратели муравьев.
Деревня была как деревня – круг из каменных полусфер, служивших дхазулам убежищами, места для церемоний и парочка хозяйственных построек. Естественно, в центре круга высилась восьмиметровая громада муравейника.
Из ближайшего убежища, сквозь грубо проделанный пролом, вылез дхазул. Ранф снял свою маску, оценил у дхазула ритуальные шрамы и возраст по ширине пасти, после чего раскинул руки в стороны. Гебу, его давний знакомый, тоже раскинул руки в приветственном жесте, после чего двинулся к Ранфу, попутно подхватив с земли двух муравьев.
— Здравствуй, друг. Надеюсь, твой рот полон.
— Приветствую, – с полуулыбкой кивнул Ранф, – Надеюсь, умаа особенно кислые.
Гебу прищурил два ближних глаза из четырех и широко раскрыл рот. Жест удовлетворения. Аналог улыбки.
— Угостись.
Ранфу передали муравья, он же умаа. Тварюшка была длиной около десяти сантиметров, была покрыта плотным хитиновым панцирем, имела жвалы и десять конечностей. Жить ей хотелось – он брызнула на Ранфа кислотой и прихватила жвалами за палец. Не будь Ранф вермиалистом, он бы получил ожог и лишился пальца. Хмыкнув, крыс-оборотень вылезшей ловчей особью проткнул умаа голову, убив ее, после его с достаточно неприятным хрустом откусил ему брюшко. Звук отвратный, но Ранфу очень нравился приторно-кислый вкус умаа. Возможно, потому ему и нравились дхазулы. Остатки умаа, обладавшие куда как более прочным панцирем, Ранф скормил вылезшему из руки Сехку.