Он сказал:
- Это - про тело. Ненависть к телу. Отрицание тела. Виселица, которая нужна телу.
Он сказал:
- Ненавижу вывешивание, которое мы видели миллион раз, освещение - клише, рамы - клише, а потом покупатель хочет узнать, продается ли картина вместе с чертовой рамой, и тебе хочется сказать: "Конечно, и лично для вас предлагается бесплатно упаковка нижнего белья с автографом художника", ненавижу это дерьмо.
Адальберто сказал, что Миучча Прада сказала, что, может быть, покажет эти костюмы в своем магазине в Токио.
Это благодаря чистоте идеи образца мочи. У людей есть представление о раме, о куске дерева, о куске металла, прилегающего к картине, нам действительно нужно от этого отказаться.
Адальберто сказал:
- Не смотри на меня так ошарашенно.
Сказал:
- У тебя еще есть менструации?
Если вы едете в новую страну, вам кажется, что вы можете оставить позади вселенную слов, с которыми выросли, но даже в новой стране люди всегда строят клетку из слов, вот почему хорошо, что искусство может быть значимым. Но люди всегда думают, что могут вырваться из клетки как-нибудь иначе. Когда она училась в 70-х в художественной школе, было время очень радикальных экспериментов, иногда студенты создавали искусство, которое преподаватели не понимали, был тот парень, который создал инсталляцию в Манчестере, или, может, в Брэдфорде, экзаменаторы пришли на нее посмотреть, и просто ушли. Так что он не получил диплом. Даже в те времена было странно, что искусство, как предполагалось, должно быть трансгрессивным, но вы, как предполагалось, должны были получить диплом, но ведь быть художником и при этом не ходить в художественную школу - это просто яма. Но было захватывающе, потому что знаменитые художники приходили поговорить со студентами, или можно было поехать в Лондон и посмотреть выставки, и всё это происходило прямо тогда.
Там был парень, Керри Тренгроув, он курил и пил, а если делать это одновременно, это плохо, он заработал рак горла и языка. Большинство картин оказалось в мусорном контейнере. Но он создал революционную работу. Устроил выставку в Ковент-Гардене, все ходили наряженные, а он вырыл глубокую яму в земле галереи, достаточно большую, чтобы можно было там спать и шевелиться. Он поставил там кровать и стену Комплана, которую покрыл толстым слоем стекла, оставив достаточный зазор для того, чтобы проникал воздух, и оставался там неделю, делал там всё - спал, ел и мочился, а люди могли прийти и увидеть его там в яме. Это была революционная работа. Это было еще в 70-х. А было еще одно произведение - он достал собак, они были взбудоражены или беспризорные, и оставался с ними в комнате неделю, и приручил их, просто оставив на неделю в комнате рядом с собой.
А сейчас кто слышал о Керри Тенгроуве. От силы человек пять.
Или другой художник, Стюарт Брисли. Он был перформансистом в 70-х. Достал ванну, наполнил ее потрохами и лег в нее. В другой раз он поднялся на крышу галереи Хэйвард и повис нагой вверх ногами. Сначала он намазал себя толстым слоем глинистого раствора - в его работах всегда была эта живописная составляющая, уже была осень, так что было довольно холодно, а кто-то стоял на земле со шлангом и поливал его - очищал.
И он - в учебниках. О нем можно прочесть в учебниках. Есть запись. Вот почему записи так важны. Вам нужен кто-то, кто будет присутствовать, будет свидетелем.
Но вся эта экспрессивность, эта исповедальность, этот эксгибиционизм, эта штукатурка новых смыслов на слове - может быть, вам захочется от этого уйти, может быть, вы просто от этого уходите.
А потом, возможно, вы думаете о картинах, которые летят в мусорный контейнер. Может быть, вы думаете: если кто-то захочет быть свидетелем такого рода завуалированного эксгибиционизма, картины не полетят в мусорный контейнер.
Это были те плохие времена, когда Национальная галерея мастерски наносила штукатурку смыслов на свои коллекции, так что раз в год они проводили выставку и вывешивали огромный плакат на фасаде Национальной галереи, который гласил: "Созидание и смысл", и если бы она проехалась на автобусе по Трафальгарской площади, ее бы стошнило, в автобусах, которые ездят по Трафальгарской площади, должны быть пакеты для тех, кого тошнит от искусства во время Сезона Созидания и Смысла, но таких пакетов там нет.
И тут явился Адальберто со своей идеей, что он - гениальный куратор, и если другие подхватят эту идею, все галеристы тоже подтянутся.
Но, возможно, вы не понимаете: если вы сделали что-то, что никогда больше делать не собирались, и кто-то просит вас сделать что-то еще, вам на самом деле нелегко будет идти по этому пути.