Он не ищет слова — разговор продуман задолго до того, как состоялся. Однако, после такого длинного и насыщенного информацией монолога ему пришлось взять паузу где-то на минуту — сейчас сила воли и духа не могут компенсировать отказывающее тело. Не могут, но он борется до конца, отказавшись увеличивать и без того небольшой штат своей личной прислуги (не считая врачей)… даже в такой мелочи, как взять дрожащей рукой стакан воды. И тут испытание, и тут борется и не принял бы помощи.
— Когда ты встанешь во главе империи, у тебя появится много врагов. Больше, чем когда-либо было, больше, чем ты можешь себе представить. «Доверяй, но проверяй, а потом еще раз проверь» — эта пословица должна стать твоим жизненным кредо. Слышишь? Даже Косте и Свете не подставляй спину, даже при них не показывай слабину. Жизнь меняется, и они тоже могут измениться. Глава ИСБ — тот еще доморощенный интриган, но действовать против тебя, у него кишка тонка… по крайней мере, в ближайшее время. Военный министр, Фролов Сергей Юльевич, хоть и стар, но верен престолу и дело своё знает. Когда придёт пора перетрясти кабинет — не гони его хотя бы в первое время, слишком редкие такие кадры. Министр иностранных дел, Шагаев Виктор Алексеевич... Ты его хорошо знаешь, хитрый лис, как и полагается профи в его деле. Он будет крайне полезен и одновременно крайне внимательным к твоим поступкам. Все остальные министры, полезны и работоспособны, но не очень инициативны, они слишком зависят от нашего Рода, и не посмеют выступить против тебя. Другое дело канцлер, хитрый, расчетливый, умный, консолидировал вокруг себя многих антиимперско настроенных подданных. Именно он может предпринять действия для ослабления династии, пресекай их быстро и жестко.
Сразу поставь их на место — ни у кого не должно остаться сомнений в том, что хватка нашего рода не ослабнет… Настают тревожные времена — ты увидишь это в отчётах. Боюсь, что не только человечество, а всё галактическое сообщество стоит на грани войны. Хуже того — слишком многие её хотят. Сделай всё, чтобы предотвратить её, но не надейся на успех. Попытайся найти союзников. Армия должна быть готова к войне, промышленность должна быть готова её обеспечить, казна должна быть готова её оплатить, не обрекая нас на крах даже в случае победы.
Снова тишина и пауза. Мою радость от попадания в эту вселенную развеяли по ветру. Скорбь по то ли своему, то ли чужому отцу — и та отступила. Теперь мне было страшно по-настоящему. И сдаётся мне, что Александр испытывал бы то же самое, если эта ноша заставила замереть сердце того, кто рождён для этого, то что же мне остаётся?
Из мыслей меня вырывает рука императора, мягко опустившаяся на моё плечо. Слабая хватка, почти невесомая. Только тогда я понял, насколько же его подточила болезнь.
— А теперь, Саша, помоги мне встать да одеться.
— … ты уверен?
— С каких это пор ты сомневаешься в моих словах? — В голосе нотка раздражения — ему явно не по душе, когда о нём слишком пекутся. — Я не для того берёг силы и слушался армию докторов, чтобы лежать умирающим лебедем.
Я молча принялся выполнять чужую просьбу. Нравится она мне или нет, но спорить тут нет смысла.
— Не для того я терпел, чтобы не быть рядом с сыном, когда он наконец-то вернётся домой. — Его наряд подготовлен заранее… белый, роскошно украшенный, скрывающий жуткую худобу. Он продумал даже это. — К тому же, негоже монарху просто тихо угаснуть в своих покоях. Мы не для такой судьбы рождены.
Кажется, он продумал ещё и последний урок, который хотел преподать сыну. Чем ближе к смерти, тем чище люди. Это он. Владимир II. Не сломленный, не сомневающийся, одновременно яростно уверенный в своих поступках и смиренный в принятии ударов судьбы. В каждом действии благородство, каждое слово взвешенно, каждая мысль отточена. И этого человека мне нужно будет заменить…
***
Отца хватило на один день. Один день жизни, каждую минуту которого он отвоёвывал у верной смерти. Он прощался с родственниками и друзьями, он отдавал последние распоряжении, он даже покаяться успел.
На второй день он слёг и почти не позволял мне покинуть его покои. Мы говорили обо всём и каждый разговор заставлял снова заглянуть в память Александра. Он и впрямь его очень любил и гордился им. Не знаю, каким чудом я умудрился не разреветься в тот день. Наверное, я не хотел его расстраивать своим нытьем, его с детства раздражала излишняя сентиментальность Саши.
На третий день, он умер, а его… нет, теперь уже моя страна погрузилась в траур. В те дни на меня многое свалилось, организация похорон, моя личная коронация через три месяца, многочисленные письма с соболезнованиями от мало-мальски значимых личностей в империи, первый опыт верховодства государством.