Рейт хмуро смотрел на город: «Извозчикам приходится так рисковать?»
«Извозчикам выдают пропуска. Их не трогают, если они не нарушают правила».
«Тогда я проникну в город как извозчик».
Аначо кивнул: «Очевидное решение. В таком случае рекомендую сегодня же вечером снять всю одежду, натереться влажной землей, прокоптиться дымом жженых костей, окунуться в навозную яму, наесться острых потогонных трав, изменяющих запах тела — пугашара, буйнороста, дымника — натереться топленым салом, одеться только в ношеную одежду и белье извозчика, после этого — никогда не проходить мимо синего часча с той стороны, откуда дует ветер, и ни в коем случае не выдыхать воздух там, где часч может уловить запах, исходящий изо рта».
Рейту волей-неволей пришлось криво улыбнуться: «С каждой минутой план представляется все менее выполнимым.
Но мне нельзя умирать, у меня слишком много обязанностей. Например, я должен вернуть девушку в Катт».
«Вот еще! — фыркнул Аначо. — Ты пал жертвой сентиментальности. Тщеславная, своевольная женщина навлечет на тебя беду. Предоставь ей самой заботиться о себе».
«С ее стороны было бы глупо не пользоваться преимуществами красоты», — с чувством заявил Рейт.
Аначо поцеловал кончики пальцев с почти итальянской горячностью: «Прежде, чем говорить о красоте, взглянул бы ты на женщин моей расы! А! Элегантные создания белее снега, с обнаженными головами, блестящими, как зеркала! Обольстительные настолько, настолько сходные с дирдирами, что соблазняют даже дирдиров… О чем тут говорить! Но — каждому свое. Каттская девица сулит одни невзгоды. За такими женщинами шлейфом тянется беда, как за облаками дождь. Подумай, сколько тебе уже пришлось из-за нее вытерпеть!»
Рейт пожал плечами и ударил скакуна пятками. Всадники понеслись на восток, обратно к расстилавшейся внизу степи, к Пере, казавшейся издали рассыпанной кучей серого и белого щебня.
Когда они въехали в разрушенный город, дело шло к вечеру. Возвратив скакунов в стойла, Рейт и Аначо перешли через площадь к широкому, частично вкопанному в склон холма зданию гостиницы. Закатное солнце светило им в спины.
Трактирный зал уже наполняли постояльцы и посетители — здесь ужинали рано. Ни Траза, ни Розы Катта в зале не было, не было их и в спальне на втором этаже. Рейт спустился по лестнице, нашел хозяина: «Где мои друзья — юноша-кочевник и девушка из Катта? Их нет ни в трактире, ни в гостинице».
Трактирщик сделал кислую мину, глядя куда угодно, только не Рейту в глаза: «Вы сами знаете, где теперь девушка — где ей еще быть? Что касается парня, он вел себя неразумно, оказав буйное сопротивление, когда за девушкой пришли. Гнаштеры проломили ему голову и утащили, чтобы повесить».
Тщательно подавляя волнение в голосе, Рейт спросил: «Как давно это случилось?»
«Недавно. Он, наверное, еще болтается. Парень — дурак. Девушка вызывала чрезмерный соблазн. Он не имел права ее защищать».
«Девушку увезли в замок на холме?»
«По-видимому. Что мне до того? Нага Гохо делает, что хочет. В Пере вся власть принадлежит ему».
Рейт повернулся к Аначо и передал ему сумку, оставив себе только оружие: «Последи за моими вещами. Если я не вернусь, возьми их себе».
«Ты опять намерен рисковать головой? — удивленно и неодобрительно спросил Аначо. — Когда же ты вернешь похищенное имущество?»
«Подождет», — Рейт выбежал и поспешил к крепости.
9
Свет заходящего солнца рельефно озарял окружавшие виселицу каменные помосты с плахами. Цвета отличались особой насыщенностью, присущей освещению Тшая. Даже коричневые и серые оттенки — горчичные, приглушенно-охряные, землистые тона одежд горожан, собравшихся глазеть на повешение — производили впечатление богатой гаммы. Как раскаленные камни, тлели темно-бордовые блузы шести гнаштеров. Двое держались за веревку под виселицей. Двое других поддерживали Траза, стоявшего на обмякших ногах, поникнув головой — ручеек крови стекал ему на лоб. Пятый гнаштер небрежно прислонился к столбу, опустив руку к арбалету, подвешенному на перевязи. Шестой обращался к апатичному стаду под виселицей: «По указу Наги Гохо бешеный злодей, отважившийся напасть на гнаштеров, будет повешен!»