— Значит, ты учишь молодёжь Адской кухни играть в регби?
Он кивнул.
— Мне показалось, что им нужно показать настоящий спорт, а не тот, в который играют с обилием шлемов и щитков.
— Осторожнее, не то тебя выдворят из штатов толпы фанатов, — поддразнила я. — Но почему именно Адская кухня?
Гарри расслабленно откинулся в кресле, и я не могла не заметить, как на его плоском животе, где регбийная футболка задралась вверх, мелькнула голая кожа.
— Я вспомнил, что в прошлом году читал о них статью, где рассказывалось о том, что они создают клуб для тех, кто потерял родителей в раннем возрасте. Они нуждались в пожертвованиях. Я знал, что могу сделать что-то для них. — Он пожал плечами, и это был самый непринужденный жест, который я когда-либо видела у него. Как я поняла, об этом он мог говорить свободно. — Жаль, что у меня не было ничего подобного, когда я справлялся со своим горем.
Я представила себе совсем юного Гарри, потерянного, — без сомнения, в особняке, — его веселая и любящая мать ушла, и только холодный отец утешал его. Кинг Синклер мог дать ему столько же утешения, сколько аппарат жизнеобеспечения.
— Ты делаешь прекрасное дело.
Гарри прищурился, и я поняла, что он о чем-то напряженно думал.
— Поле было закрыто для журналистов… — он оставил вопрос висеть в воздухе.
— Неужели? — я невинно пожала плечами. И вздохнула, поймав себя на мысли. — Я ходила в этот центр отдыха, Гарри, понимаешь? Когда я услышала тебя из коридора, то должна был узнать, что там происходит. — Я указала на свою голову. — Карма вернула мне за мою пронырливость, не волнуйся.
— Похоже на то.
— Гарри? — спросила я, не желая слышать ответ. — Я сказала какую-нибудь глупость, когда меня контузило? Я плохо помню. Там было что-то про ангелов?
— Нет, — сказал он и сделал долгий глоток своего ужасного чая.
— Но я что-то такое говорила, да? — взвизгнула я.
Гарри поднял руки в знак капитуляции.
— Что? Я ничего не могу поделать, если ты считаешь меня самым прекрасным серафимом на всех небесах.
— О, Господи боже! Убей меня сейчас же. — Я сделала паузу и огляделась. — Нет, я уже здесь, да? Я действительно умерла и нахожусь в аду.
— Вау, — сказал он, и это жаргонное слово прозвучало странно из его уст. — Приятно знать, что пребывание в моем присутствии было бы для тебя адом. — Гарри сказал это в шутку, но я уловила легкую грусть на его лице, услышала небольшое разочарование в его тоне.
— Гарри, с момента нашей первой встречи мы были метеоритами, падающими вместе и сбивающими друг друга с курса. Я не могу представить себе двух более непохожих людей, пытающихся завязать дружбу.
Он опустил глаза к своей чашке, ковыряясь в этикетке. Я почувствовала, как в моем желудке зародилась пещера печали.
— У тебя как будто раздвоение личности. — Гарри напрягся и нахмурил брови. — Ты можешь быть высокомерным, гордым и грубым. — Я указала на него. — И ты можешь быть таким. Человеком, которого я видела мельком в лифте той ночью. Таким, каким ты был сегодня, показывая вспышки улыбки на мои дерьмовые и неуместные шутки. Он рассмеялся. — Может быть, это и не к месту, но я думала, что ты просто копия своего отца.
При этих словах Гарри вскинул голову, и его глаза вспыхнули огнем. Я затаила дыхание от его сильной реакции, что было неразумно, так как мир, казалось, накренился вокруг своей оси.
— Я совсем не похож на своего отца, — твердо сказал он. Его широкие плечи напряглись, а челюсть стала жесткой.
— Знаю, — сказала я и увидела, как он потерял часть накопившегося напряжения. — Теперь я начинаю это понимать.
Гарри повернул голову, уставившись на занавеску. Я думала, что в этот момент он встанет и уйдет. Попрощается. Вместо этого, не поворачиваясь ко мне лицом, он сказал.
— Ты должна понимать, что подобное воспитание в Англии связано с определенными ожиданиями и сильным чувством долга… — он прервался и провел рукой по лицу.
Затем снова повернулся ко мне лицом и с самоуничижительной ухмылкой сказал.
— Не каждая тюрьма находится за железными решетками.
— Гарри… — прошептала я, чувствуя, как что-то разрушилось вокруг моего сердца. Стена? Забор? Я не знала. Но что бы это ни было, при этих душераздирающих словах оно рассыпалось, оставив мою бьющуюся плоть открытой для Гарри Синклера.
— Еще кофе? — спросил Гарри, вскочив на ноги.