Случай же этот был таков -- Инти вдруг заметил в толпе одну женщину, ничем, на взгляд Томаса, особенно не выделявшуюся. Женщина с ребёнком за спиной беспечно болтала с другой такой же кумушкой, но увидев её, Инти почему-то насторожился, и сказал помрачневшим голосом.
-- Так, постой здесь, а я сейчас разберусь.
Он быстрым шагом подошёл к женщине, схватил её за руку и сказал:
-- Так, сестра, почему ты здесь, а не там, где тебе положено быть?
-- Что же мне, целыми днями взаперти сидеть?! -- сказала женщина, пытаясь освободить рук. Но сопротивлялась она не в полную силу, было видно, что Инти она узнала, и его упрёки для неё не неожиданны.
-- А твой супруг знает, где ты пропадаешь?
-- Знает. Он мне разрешает.
-- Плохо. Очень плохо.
Собеседница женщины, видимо, не желая встревать в семейную ссору, уже испарилась. Больше рядом никого не было. Инти заговорил довольно настойчивым шёпотом:
-- Послушай, Луна, ты же знаешь, что так нельзя. Что если ты будешь выходить в город без охраны, пускай и переодетой, то ты всё равно подвергаешься опасности. Наши враги тебя могут обманом заманить куда-нибудь, захватить в плен, а потом предъявить нам с Асеро ультиматум, сказав, что жизнь и честь супруги правителя Тавантисуйю находится в их грязных руках. Ты понимаешь, в какое положение нас это поставит?
-- Я в дома не захожу. И вообще от дворца почти не отхожу.
-- Ну а если тебя заманят? Если вот такая кумушка попросит под самым невинным предлогом зайти к ней в дом, посмотреть там на что-нибудь? А там тебя уже поджидают с верёвками наготове?
-- Меня не обманешь, я не девочка.
-- Но ведёшь себя не умнее. Ты рискуешь не только собственной жизнью и честью, не только дочерью в подвязке, но и судьбой всего государства. Судьба всей страны зависит от твоей жизни. Поэтому нельзя тебе ходить по городу одной!
-- А от твоей жизни судьба страны не зависит? Но всё равно сам при этом ходишь по городу один и без охраны. Не считать же за охрану женщину в чёрном платье.
-- А не просто гуляю, а делом занят. А эта женщина, если хочешь знать, вовсе не женщина, а белый человек.
При этих словах женщина изменилась в лице.
-- Что?! -- вскрикнула она.
-- Можешь подойти поближе и убедиться.
-- Теперь я вижу, что ты прав, брат. Мне и в самом деле нужно поберечься. Я обещаю тебе, что больше из дому выходить не буду.
Женщина быстро освободила руку, и побежала по направлению к стене, открыла незаметную снаружи дверь и исчезла.
Инти вздохнул:
-- Надеюсь, что теперь хотя бы на некоторое время она больше не будет. К сожалению, моя бедовая сестрица не понимает, что не ты, а кое-кто другой для неё опасен. Но трудно заподозрить врага в том, кто кажется своим.
-- Неужели я увидел супругу самого Первого Инки?
-- Считай, что тебе повезло. Очень мало кто знает её в лицо. Оттого она и взяла привычку бродить по городу в платье служанки. Асеро ей разрешает, ему жалко её держать взаперти, да хочется знать, о чём народ в городе говорит, но мне кажется, что риск слишком велик.
-- Неужели он не боится, что супруга ему изменит?
-- Добровольно Луна не сделает никогда. Она, несмотря на свой проказливый нрав, добродетельна.
-- Но ведь если её можно принять за простую служанку, то ведь её могут и принудить...
-- У нас не принято брать женщин силой, сколь бы низкое положение они не занимали. Нет, опасность грозила бы ей только если бы её разоблачили. Наши женщины обычно ходят по улицам одни и свободно, но если уж ты стала супругой Первого Инки, то нужно быть осторожнее.
Томас ничего не ответил, в очередной раз подивившись нравам, царящим в этой земле.
Томас посетил усыпальницу правителей Тавантисуйю, и поклонился им. Об этом он не писал в своём трактате открыто, так как на его родине это сочли бы "язычеством", но Томас сам по себе не видел в этом ничего дурного -- ведь и христиане поклоняются правителям, как живым, так и мёртвым, а те, кто создал такое чудо как Тавантисуйю, несомненно достойны уважения.
Единственный раз, когда монашество Томаса вызвало проблемы, было посещение театра. Инти без всякой задней мысли сказал Томасу:
-- Сейчас отдохни пару часиков, а вечером мы с тобой пойдём в Ккенке на театральное представление.
-- В театр? Но мне нельзя этого делать, я же монах!
-- Но ведь у вас, христиан, тоже есть театры.
-- Есть, но монахам не положено... это ведь развлечение, имеющее корни в язычестве.