-- Что же ещё нужно? -- спросил Диего.
-- Прежде всего необходимо понимать мотивы других людей. Ведь если ты не понимаешь их мотивов, ты можешь осудить их не по делу, или наоборот, восхититься тем, что достойно осуждения, не так ли?
-- Я не вполне понимаю. Разве так уж трудно в поступках отличить добро от зла?
-- Бывает, что и трудно, -- ответил Томас, -- вот ты преклоняешься перед святым Диего Перуанским. Я тоже перед ним преклонялся до тех пор, пока не поговорил с одним из тех, кто его убивал.
-- Какой это, наверное, негодяй! -- с ненавистью вскричал юноша.
-- Напротив, среди своих соплеменников он один из самых уважаемых людей. Тогда он был юношей, сейчас -- старик.
-- Если бы я там оказался, -- гневным шёпотом пробормотал Диего, -- я бы его убил на месте, наверное. Насколько должны быть перевёрнуты понятия о добре и зле у язычников, чтобы среди них пользовались почётом и уважением вот такие!
-- Но это и в самом деле один из достойнейших людей, каких я когда-либо встречал! -- ответил брат Томас, -- а в случившемся во многом был виноват сам святой Диего. Видишь ли, он, похоже, считал, что главное -- окрестить людей, и заставить их ходить в церковь, чтобы исповедоваться и причащаться. Он при этом совершенно не обращал внимание на то, каково приходится его подопечным. Насколько им плохо. А может, считал их страдания достойным наказанием за языческую скверну.
-- Но разве это может являться оправданием совершённому злодейству!
-- Тут дело не в оправданиях. Я хочу, чтобы ты понял, какую ошибку совершил святой Диего. И не повторял её никогда. Ведь ты не будешь отрицать, что и святой может совершить ошибку? Ведь совершенен был только Иисус Христос.
-- Хорошо, я постараюсь понять.
-- Представь себе людей, на которых обрушились все бедствия войны. Многие семьи лишились отцов и мужей, кто-то убит, от кого-то -- никаких известий. Понимаешь, что к врагу, который стал причиной этих бедствий, в таких условиях не питают тёплых чувств.
-- Понимаю, -- ответил юноша.
-- И это было бы так, даже если бы враги их непосредственно не обижали. Но это было не так. Солдаты отбирали у крестьян пищу, всячески оскорбляли и унижали их. А тот человек, о котором я рассказываю -- ему довелось пережить большое горе. Его невеста была обесчещена испанскими солдатами, и он знал, что отец Диего отпустил им в церкви этот грех. Да,у нас положено прощать такие грехи любому отчитавшемуся в них. Мы прощаем насильников и разбойников, но как-то не думаем при этом, что эдакое прощение может восприниматься как оскорбление их жертвами и их близкими.
-- Получается, что не надо прощать грехи? -- спросил Диего.
-- Нет, почему же. Но только если человек действительно раскаивается, а не дежурно-формально сообщает о своих грехах с намерением продолжать в том же духе. Ведь эти подонки, они не считали, что совершили нечто ужасное. Они считали, что это нормально... и церковь их не осудила. И в глазах местных жителей это выглядело как негласное одобрение. Вот потому Диего Перуанский и был убит.
-- Да, теперь я хотя бы понимаю, как рассуждали его убийцы.
-- Понимаешь, мы, священники, привыкли думать о человеке прежде всего в категориях греха и добродетели. Человек полон греха, и мы должны ему на его грех указать. Но помимо греха у людей есть ещё и потребности, которые грехом не являются. Например, быть сытыми и одетыми. Христос был безгрешен, но про эти потребности явно говорил. "Я был голоден, и вы не дали мне есть". От голода и жажды человек может умереть, и тот, кто его вовремя не напоит и не накормит нуждающегося, становится его убийцей. Ты согласен?
-- Да, -- ответил Диего, -- я как-то до того не думал, что в притче о милосердном самаритянине фарисей и левит, не оказав помощи раненому, по сути становятся его убийцами. Ведь тот человек так и умер бы, если бы не самаритянин.
-- Вот именно. Люди умирают, если им вовремя не оказать помощь. А ещё есть такое понятие, как достоинство. У нас считается, что это -- привилегия дворян. Но на самом деле каждому хотелось бы быть свободным от оскорблений и унижений. Да, от них не умирают, но... насколько всё-таки без них приятнее. Насколько приятнее жить с мыслью, что тебе не угрожает оскорбление и насилие. Когда мы, христиане, приходим в чужие земли, мы приходим на штыках завоевателей. И в глазах местных жителей учение Христа связывается с насилием над ними, попранием их достоинства... Да, они крестятся из страха, но чего стоит такая вера? Разве христианство для таких людей -- Благая Весть? Скорее, дурная. А вот если бы было наоборот -- приход христиан был бы связан не с ухудшением положения народа, а наоборот, с улучшением? Если бы для них это было связано с защитой от рабства и голода? Вот тогда Благую Весть с радостью бы приняли те, кто под штыками завоевателей предпочитают крещению мучительную казнь.