-- И не можешь помнить. Ты был без сознания и бредил.
-- А как ты оказалась со мной в одной постели?
-- Я специально легла, чтобы ты в бреду не упал.
-- Значит, вот как. А я, думая, что ты мне только мерещишься, стал к тебе приставать, -- тут Заря заметила, что щёки юноши пылают пунцовым румянцем смущения, -- я, кажется, сотворил что-то непотребное, прости меня, если можешь.
-- Ты не виноват, ты же считай бредил.
Кажется, юноша хотел что-то ответить, но сильно закашлялся. Из горла у него при этом вылетела небольшая капелька крови. Уайн с ужасом посмотрел на появившееся на одеяле кровавое пятнышко.
-- Видишь это? -- еле слышно прошептал он.
-- Вижу, -- прошептала Заря.
-- Я уже давно кашляю, а теперь ещё это... беги от меня, Заря.
-- Как же я оставлю тебя одного и беспомощного?
-- Заря, ты понимаешь, что от этого умирают? Я в тюрьме видел такое не раз. Спасения нет. А если ты будешь со мной жить, то тоже заболеешь и умрёшь. Беги... впрочем, ты ведь бежать не можешь, я ведь тебя... Какой стыд! Как же ты теперь жить будешь... Я жениться на тебе должен, но этим вообще убью тебя!
Заря в ужасе подумала, каково будет потом сказать ему, что он не первый, кто проник в неё.
-- Да успокойся ты, ничего страшного не произошло. Об этом никто не узнает. Если ты всё-таки смог это сделать, значит, ты не так плох, как думал Томас. Ты... ты будешь жить, а это сейчас главное. Я приготовлю укрепляющий отвар. Скоро тебе должно стать легче, а там мы уедем на родину и в горах болезнь может уснуть, кашель прекратится и ты проживёшь до старости.
-- А если я всё-таки умру и утащу тебя с собой в могилу?
Заря сказала строгим голосом:
-- Уайн, я должна довести тебя до Тавантисуйю живым. Таков приказ Инти. А приказы не обсуждаются. А теперь выпусти меня.
Уайн подчинился.
После отвара и всех прописанных братом Томасом мер он даже смог сидеть:
-- Милая, до сих пор не могу поверить, что это не сон. Все эти годы я так мечтал о тебе, ты мне снилась очень часто.
-- Не могу поверить! -- сказал Заря со счастливой улыбкой.
-- Именно поэтому я сказал сначала, что ты каждый раз исчезаешь, стоит мне попытаться тебя обнять, -- юноша покраснел и сказал смущённо, -- со мной при этом иногда даже кое-что происходило. Я поначалу думал, что я большой безобразник, потом узнал, что это так и должно быть. Но я... ты не думай, я не знал здесь женщин. Я только о тебе мечтал и то... Я ведь не хотел так как получилось. Я думал, что тебе предложение сделаю, что до свадьбы не трону, а вместо этого полез к тебе под юбку как грязная скотина. Должен был себя остановить, должен.... -- юноша был готов заплакать.
-- Уайн, но я ведь тоже... Тоже мечтала о тебе и даже жалела порой, что мы не решились сделать это перед разлукой. А когда я обтирала тебя после тюрьмы, мне тоже хотелось обнимать тебя и целовать. Подумай, ведь это счастье. Счастье, что ты жив, что мы вместе, что они... они не оскопили тебя, я знала, что эти сволочи и на такое способны!
Уайн поморщился, как будто вспоминая что-то:
-- От этого чаще умирают, а они не хотели меня убивать, думали помучить подольше. Знаешь, что самое страшное -- это не когда пытают тебя самого, а когда приходится смотреть как мучают других. И когда под пыткой вырывают покаяние... Я очень боялся, что меня тоже в скота превратят. И в некотором роде это удалось. Знаешь, в тюрьме сидел один поэт, посаженный за ересь, его уже нет в живых, но когда он был жив, он читал наизусть свои стихи, я запомнил только две строчки "Нас никто не осудит, но и никто не простит". Если бы мы были христианами, мы могли бы рассказать о случившемся священнику и он бы снял камень с души, но мы так не можем сделать, и с любым своим поступком должны жить потом всю жизнь.
Заря сказал умоляюще:
-- Уайн, хватит, я не виню тебя, а больше никто о случившемся не узнает.
-- Я не об этом, точнее, не совсем об этом. В конце концов я и в самом деле не вполне владел собой, да и прикрыть такой проступок браком можно... Но вот только... как я смогу на тебе жениться, если ты не простила мне, что я позволил обмануть тебя мнимой смертью? Эта мысль мучила мне все эти годы... Я понимал, что был должен, и всё-таки...
-- Если бы я считала это твоей виной, как бы стала работать в службе безопасности? Да я преклоняюсь перед твоим подвигом, Уайн!
-- Скажи, а за эти годы тебя никто... никто не приглашал замуж?
-- Никто. Мать, правда, хотела меня сосватать, но этого хотела только она. А я не видела никого лучше тебя, Уайн. Ладно, а теперь лучше поспи. Ты здесь в безопасности. Кроме брата Томаса ко мне больше никто не ходит. Думаю, через месяц ты окрепнешь настолько, что мы сможем уплыть отсюда домой.