-- Но разве я, слабая женщина, могу сделать тут много?
-- Некогда именно женщина спасла наше государство, сумев предотвратить смерть Манко Юпанки. А если бы тогда его убили заговорщики-испанцы, кто бы тогда возглавил восстание через три года? А разрозненное восстание без вождя было бы заведомо обречено на неудачу. Конечно, Вилькапампа всё равно могла бы просуществовать ещё десятилетия, может, потом и удалось бы поднять восстание вновь... но если бы этого не случилось, и Вилькапампе рано или поздно пришёл бы конец. Да и в любом случае, чем дольше испанцы топтали бы нашу землю, тем дольше пришлось бы залечивать нанесённые ими раны, а они могли дать не успеть залечить, и ждало бы нас то будущее, которое уготовил нашему народу де Толедо...
Вот так необезвреженный вовремя заговор мог привести нашу страну к гибели. Хотя теперь наше положение куда прочнее, но всё равно.
-- Значит, предсказания наших амаута стоят немногого?
-- Да нет, почему же... Вот скажем лекарь, которому дали задачу -- оценить состояние здоровья того или иного больного, может примерно предсказать, сколько тот проживёт, однако все его предсказания пойдут прахом, если на следующий же день в этого человека вонзят кинжал, ведь этого предсказать он не может. Однако отсюда никак не следует, что искусство врачевателей ничего не стоит.
-- Да, теперь я поняла.
-- И каков твой выбор?
-- Не знаю... я знаю, что раскрывать заговоры необходимо, но ведь работая у вас, мне придётся лгать, а ведь меня с самого детства учили, что это дурно.
-- Ты осуждаешь нас за это?
-- Не знаю. С одной стороны, я понимаю, что это необходимо, но... сама я так, наверное, не смогу.
-- Девочка, пойми, мы на войне, а на войне военная хитрость допустима. Вот, например, если партизан, которого в плен захватили враги и под пыткой заставляют выдать военные тайны, будет говорить, что он ничего не знает, разве он станет от этого презренным лжецом?
-- Ну врагам ещё можно лгать, но ведь вы не только врагам вынуждены лгать. Вот скажем, если кто-то пошёл на смертельное задание и не вернулся, что вы говорите его родным?
-- По- разному. Если можно, то правду, но без подробностей, если нельзя... то тогда да, приходится их обманывать.
-- Не знаю, смогла бы я простить, если бы меня так обманули и я узнала бы об этом, - ответила Заря.
-- Значит, не смогла бы... - сказал Инти, как то разом погрустнев, - ладно, не прощай, если не можешь, только я всё равно обязан сказать тебе правду. Уайн вовсе не разбился, упав со скалы. Он не вернулся с того самого смертельного задания, о котором ты только что говорила.
-- Значит, это ты отправил его на верную смерть?
-- Ну, не совсем на верную смерть, дело было рискованное, но он надеялся вернуться. И я надеялся, что он вернётся.
-- И каково тебе было потом, Инти?
-- А каково было моему отцу отправлять на рискованные задания меня? И лгать при этом моей матери, что я ничего особенно опасного не делаю? А каково мне отправлять на опасные дела своего сына?
-- А его мать ты тоже обманываешь?
-- Нет нужды. Она умерла.
Заря молчала, не зная, что ещё сказать. У неё перед глазами как будто мир рухнул. Инти добавил:
-- Знай, что я не принуждал его идти на смерть, он сам вызвался. Я пригласил его работать у нас точно также как и тебя, и он, поняв важность дела, сам согласился. Ради этого провалил экзамен, напутав в задачах, которые для него были что семечки, и пошёл в армию, а потом мы сделали вид, что он упал со скалы.
-- Почему... почему я не знала об этом раньше? Почему мне не сообщили об этом сразу же, как только он погиб.
-- Пока он был на связи, понятно, что я не мог об этом говорить. Точный день его гибели неизвестен, условно мы считаем человека мёртвым, если о нём нет никаких известий в течение трёх лет. Этот срок наступил как раз сегодня. Уайн сам хотел, чтобы ты ничего не знала или до того момента, как он вернётся, или до его смерти. И просил в случае его гибели передать тебе это письмо, -- с этими словами Инти вручил ей конверт, -- я не знаю, что там, но наверняка он сам объясняет, почему так поступил.
Заря вскрыла конверт и прочла:
"Любимая! Если ты читаешь это письмо, то значит, меня уже нет в живых. Прости меня за то, что ты не стала моей женой. Знай, что я любил тебя до последнего вздоха, но тем не менее отказался от счастья с тобой, потому что должен был пойти на дело, которое кроме меня, больше некому выполнить. Ты знаешь, что я смешанных кровей и с детства говорю по-испански и хорошо знаю обычаи христиан, поэтому Инти пригласил меня работать в службе безопасности. Знай, что пошёл на это добровольно, я мог бы отказаться, стать амаута, потом бы мы поженились, у нас были бы дети, но... я бы знал, что в любой момент может грянуть беда, наше государство может погибнуть, и что тогда было бы с нами и нашими детьми? Если бы власть в нашей стране захватили христиане, я, будучи амаута, был бы обречён на смерть, хорошо если в бою, а не на костре, а ты и дети, если бы избежали смерти, были бы обречены на рабство. Я могу смириться с тем, что ты станешь женой другого, но представить тебя в рабстве выше моих сил. Разве смогли бы мы быть счастливы, если бы я знал, что нам угрожает такая страшная участь? Знай, что я очень надеялся выполнить задание и вернуться живым, но я знал, что мне может не повезти. Больше ничего не могу сказать, прощай!"