Брат Андреас всё тем же кротким голосом попытался объяснить:
-- Всякий, кто грешит, а грех против Бога есть противление Его Божественной Воле, причиняет боль Его Единородному Сыну. Ты, а до тебя многие поколения твоих предков поклонялись идолам и тем самым вбивали ещё глубже гвозди в раны Христа. В этом грехе вы должны теперь покаяться.
-- Какие гвозди? Какие раны? -- старик был не столько разгневан, сколько ошарашен, -- да мои предки до прихода христиан даже не знали, что такое гвозди! Да и после мы никому не засовывали их в раны, мы же не изверги! Да, я слышал, что христиане настолько жестоки, что запытали насмерть даже собственного бога, но мы-то здесь при чём?!
Брат Томас счёл необходимым вмешаться:
-- Прошу простить нас, отец Андреас неясно выразился. Он имеет в виду, что ваши предки, хоть и в неведении, нарушали заповеди Христа, а каждый дурной поступок есть своего рода гвоздь в его раны. До прихода испанцев вы, конечно, не могли ничего знать о Христе, и потому Господь к вам был снисходителен, однако теперь -- иное дело.
-- В чём же суть учения Христа? Неужели в том, чтобы убивать беззащитных? Чтобы ругаться над женщинами и детьми?
-- Отнюдь, -- ответил брат Томас, -- Если кратко, оно состоит в том, чтобы не делать другим того, чего себе не желаешь, и те, кто убил твоих родных, не могут называться истинными христианами. Этому поступку нет оправдания.
-- Однако завоеватели были уверены, что с ними бог, я слышал, что они даже украшали своё оружие и доспехи обращениями к своемубогу. Однако вы говорите теперь, что это не так. Значит, мстя за родных, я был прав даже в глазах вашего бога? Не знал. Но тогда мне тем более не в чем каяться!
В разговор опять вступил отец Андреас:
-- Ты ошибаешься, старик. Тебе есть в чём каяться. Разве ты сам никогда не делал другим того, чего не желал бы себе? Разве твой народ всегда жил по этому принципу? Ты убивал на войне, но уверен ли ты, что все, чью кровь ты пролил, были извергами? Мы знаем, что на этой войне погибло немало святых. Может быть, и на твоих руках есть их кровь? Но даже если бы ты был уверен, что убивал только извергов, то всё равно, убивая, ты испытывал гнев, ты мстил, и в этом грехе ты должен покаяться. Но ты язычник, и потому не видишь в мести ничего дурного. Мы же христиане, и потому чтим заповедь Христа, завещавшего нам любить даже врагов своих. Мы стараемся прощать их и молим Господа за их грешные души.
-- То есть я виноват не тем что убивал, а тем, что испытывал при этом гнев? Но разве это не естественно -- ненавидеть своего врага? Вы говорите, что врагов вместо этого надо любить? Но разве это возможно? Разве можно любить того, кого убиваешь?
Отец Андреас ответил:
-- Смертному уму, тем более уму язычника, трудно принять божественную истину, однако это так. Врага порой приходится убивать, чтобы спасти свою жизнь и жизни своих близких, но потом нужно попросить у Господа прощения и помолиться за его душу. Но ты, будучи язычником, не мог сделать этого, и потому виноват. Чтобы искупить свою вину, ты должен поначалу стать христианином, а иначе тебя ждут адские муки. Покайся, ведь ты же не хочешь провести вечность в кипящей смоле!
Старейшина был вне себя от ярости:
-- В кипящей смоле! Вы ещё смеете угрожать мне! Не думал я, что доживу до того дня, когда белые люди вновь явятся к нам и будут оскорблять нас! Ибо вы оскорбили не только меня, но и всех тех, кто пал в боях за свободу нашей земли, и кто теперь лежит в могилах! Повезло же вам, что Первый Инка приказал не причинять вам вреда, но если бы не приказ, то вы бы на деле узнали, что такое ярость Старого Ягуара! Я бы... -- но тут ему неожиданно стало плохо, он покачнулся, и наверняка бы упал, если в этот момент из толпы не вынырнул юноша с волнистыми волосами, и не подхватил его.
-- Дед, умоляю тебя, не надо, успокойся. Они же тебя так в гроб загонят. Давай я тебя домой провожу, тебе необходимо лечь, или хотя бы сесть, -- а старик, держась за внука и всё ещё грозя кулаком, говорил вполголоса:
-- Нет, внучек, никуда я не уйду. Сроду не отступал я перед врагом, и теперь не отступлю, хоть бы и умереть пришлось. Пусть не думают, что у Старого Ягуара притупились когти! -- последнее он почти выкрикнул.
-- Бог его покарал, -- сказал отец Андреас по-испански, обращаясь к брату Томасу, -- надеюсь, теперь он поймёт, что гнев до добра не доводит.
-- Мы тоже виноваты, -- тоже по-испански ответил Томас, -- не стоило поднимать эту тему в первый же день. В конце концов, ему есть на что оскорбиться, мы, испанцы, и в самом деле перед ними виноваты. Следовало догадаться, что они относятся к нам примерно также, как мы относимся к маврам.