Девочка беспокойно огляделась.
— А как?
— У вас что же, никогда не было шаманов? Урувай, скажи ей… Ты должна получить благословение на дальний путь, иначе Степь заглотит тебя целиком и переварит вместе с кишками.
Толстяк всё понял и сказал шёпотом:
— Ты должна своими мольбами Йер-Су и Тенгри сделать Степь мягче и благосклоннее. Иначе на первой же стоянке изрежешь ноги об траву и единственное на много переходов дерево, под которым ты будешь искать укрытие от дождя, свалит ветром именно на тебя. Поклонись им пять раз по десять и попроси наблюдать за тобою со звёзд. Попроси, чтобы Тенгри не гневался на сестёр и отца за то, что они, неразумные, потеряли тебя, не выходя из дома.
— А мы пойдём пока что седлать коней, — сказал Наран.
— Мы будем ожидать тебя снаружи, — важно кивнул Урувай.
— Обещаете?
Наран пообещал, что они будут ждать. Что кони к тому времени будут уже осёдланы и готовы перепрыгнуть через горизонт.
— Мне нужен мой нож. Его забрал твой отец.
Девочка беспокойно огляделась.
— Я дам тебе хорошее оружие. Куда лучше твоего ножа.
Она подползла к груде оружия, похожей в темноте на развороченное нутро какого-то животного, с торчащими наружу рёбрами, и вернулась с кривым мечом в ножнах, которым угрожал им атаман.
— Это хороший меч. Лучший, что есть у папы. Возьми его, пожалуйста, и иди. Дай мне скорее попрощаться с этим гротом, и поцеловать отца. О нет, он не проснётся, не бойся. Он очень крепко спит.
— Смотри, как бы не проснулись сёстры. Они у тебя чуткие, как зайцы.
— Они и так не спят. Никто. Они все за меня рады. Каждая из нас мечтает выйти замуж, и ждёт своего шанса, и вот, мне он представился чуть раньше… Иди же.
Наран не заставил просить себя дважды.
Снаружи и вправду бушевала непогода. Небо казалось низким, и роняло редкие снежинки, которые таяли, едва успев долететь до земли. Рокот и шум, который преследовал их уже третью ночь, усилился, и периодически вспухал кашляющим и похожим на хлопки в ладоши громом. Где-то вдалеке от этих хлопков вспыхивали сухие молнии. Разомлевшие от сонного тепла грота, они, перебирая ногами и спотыкаясь, старались успеть к лошадям до того, как ветер перевернет их вверх тормашками и вытрясет всё накопленное тепло. Урувай кряхтел и посапывал под сёдлами, бормотал что-то невнятное, когда морин-хуур шлёпал его по бедру, Наран тихо ругался, но оба были рады, что вырвались из томительной неизвестности. Накормят ли их завтраком, или вырежут вместо этого сердце?.. Больше не надо гадать.
Главное, успеть убраться отсюда подальше.
Как и говорила Налим, лошади нашли приют под боком холма. Прижались друг к другу, пытаясь сохранить до утра как можно больше тепла, понуро опустили головы. Друзья побросали вещевые мешки где попало, осторожно сложили на них сёдла, и прижались к бокам животных.
— Что ты ей наплёл, старый лис? Почему она вдруг решила поехать с нами?
Урувай кашлял, пытаясь, видно, выкашлять свою одышку.
Наран рассказал в двух словах, и приятель задумался.
— Ты собираешься за ней вернуться?
Наран помотал головой.
— Давай седлаться. До рассвета у нас не так много времени. Кроме того, мой Бегунок сейчас проснётся и снова попытается отдавить мне ноги. Лучше я заберусь к нему на спину раньше.
Уже когда среди туч забрезжил рассвет, и путники пустили коней шагом, чтобы дать им немного остыть от скачки, Урувай спросил:
— Мне послышалось в полусне, что та девочка сказала: «Я рада, если у тебя останется это тело». Даже странно, что я это запомнил… но, может, мне это приснилось?
— Тебе не послышалось, — с неохотой сказал Наран. — Так всё и было.
— Она сказала: «Человек, который станет моим женихом, покажется мне сначала страшным, потом странным, и наконец забавным»?
— Что-то в этом роде.
— Сказала: «Я пойду за тобой куда угодно»?
— Ну, такого она не говорила.
Урувай затих, было слышно, как щёлкают у него в голове, как маленькие камушки, мысли. Через несколько минут он сказал:
— Айе, Наран! Она это имела ввиду. У тебя появилась возможность стать счастливым и зажить так, как все правильные монголы. Мог бы в конце концов вернуться с ней в аил, и рано или поздно рассказать ей правду.
Наран с досады дёрнул уздечкой. Скорчил гримасу, отчего лицо его превратилось в ужасную маску.
— Отстань. Я решил, что нужно сделать так и так сделал.
— Но почему?
Урувай бросил поводья и развернулся к нему всем корпусом. Наран попытался пустить Бегунка рысью, но конь упрямился и только махал головой. Вздохнув, юноша ответил, подбирая слова так, как будто они были не звуком, а лезвиями ножей.