Скрипели ремни седла, и нервно переступал копытами конь, предчувствуя свободу. Керме жмурилась, втягивая ноздрями горький запах лошадиного пота. Девушка любила этот запах, хотя в аиле к лошадям её не подпускали. Монгольские лошади горячи, они легко могут затоптать слепую девчонку, или затереть в своей лошадиной ссоре, когда один конь идёт на другого грудью, или пытается притереться крупом.
Ветер относил седло и возвращался к ней.
— Придётся воровать чёрного ягнёнка, тащить его на болота. Искать змею. Поздней осенью у змей яда почти нет, они сбрасывают, кроме того, шкуры и становятся похожи на червяков. Потом — единственное, что хотят комары в это время года — спать. Ну куда это годится?
Керме молчала. Дождавшись, когда он освободит для неё руки, висла на них, как божья коровка на травинке.
— Иногда просят достать какую-нибудь светящийся лилию с другого конца света, из-за седьмого моря. Но я говорю, что не могу теперь ездить далеко, потому что дома меня ждёт жена.
Керме вспомнила толстого Шамана из родного аила. Она вспоминала его без злости. На что злиться? Разве это не сама она напросилась на те розги.
— У нас хороший Шаман, — говорит она. — Все его слушали, кроме моей бабушки. Над его шутками смеётся весь аил, а когда он готовится петь, все сразу жуют горькую траву или лук, чтобы не помереть со смеха.
Широкими шагами Шона идёт в шатёр, перекинув через плечи сумки, а Керме со смехом повисает то на одном его локте, то на другом. Уже готов ужин. Мясо с корнеплодами и чесноком в собственном соку, приготовленное так, как учила её бабка. Керме гордится тем, что может готовить для любимого мужчины. Пожалуй, такая возможность — одна из самых главных преимуществ брака.
И огня она больше не боится. Этот змей теперь знает, что есть кому за неё заступиться, поэтому держит свои ядовитые клыки при себе.
— Хорошо, когда впереди аила стоит шаман, — прогудел Шона. — Если у аила нет своего шамана, то они не знают, куда им следовать. Поэтому он должен быть высоким, чтобы лучше слышать ответы на свои вопросы Тенгри и смотреть далеко вперёд. Лучше, чтобы при этом у него были уши, как у кролика, и глаза, как у суслика.
Керме подумала и прибавила:
— Но он низкий. Вот такой вот, как я, только немного повыше.
Вытянулась в полный рост и провела ладошкой над своей головой.
— Но он был хорошим шаманом?
— Конечно. Один раз, когда мы шли через каменную долину на юге, там много острых камней под травой — придумал обмотать всему скоту и лошадям ноги войлоком.
Керме опускается на коленки, чтобы послушать, что такого интересного принёс Ветер в этот раз. И, конечно же, понюхать. Тянется к самому интересному, жужжащему кожаному мешочку, но муж ловит её ладоши в свои.
— Осторожнее, слепой тушкан. Там чёрные пчёлы с востока. Завтра повезу их одному сумасшедшему каму. Надеюсь, он заказывал их не как деликатес к ужину. Ваш шаман, может быть, выкапывает ответы из-под земли. Или находит их в людях. Тенгри ведь иногда разговаривает через людей. Совсем не всегда через идолов. Идолы — вроде тряпичных кукол, которые надеваются на руку. Ими можно привлечь внимание, но сказать то, что хочешь, всегда очень сложно. Великий жеребец заливает ответы и свои желания по головам близких к шаману людей, словно молоко по кувшинам, и шаман потом должен увидеть всё это в глазах и в поступках этих людей.
— Я помню! Один раз у нескольких наших мужчин, и даже у двух женщин, пошла изо рта вода! Это что-нибудь значит?
Ветер смеётся, и стенки шатра надуваются. Полог хлопает, и мужчина идёт, чтобы его закрепить. Когда возвращается, Керме заползает ему на колени.
— Только то, что шаману, возможно, стоит проследить за питанием племени. Если во главе аила стоят не шаманы, а воины, его разметает, как ветер большой костёр. Воины никогда не знают, чего хотят — не то драки, не то поспать, и постоянно будут метаться между тем и этим. Они властные, стараются держать всё в кулаке, но так сильно его сжимают, что в скором времени от аила ничего не остаётся.
Керме почувствовала, как двигаются мышцы — Шона сжимал и разжимал кулаки. Спросила:
— А если вдруг торговцы? Я слышала, в племенах, которые живут далеко на юге на голом песке и вообще никуда не кочуют, любят продавать этот песок в соседние поселения и покупать его у соседей. И монголам, которые доезжали в эти бесплодные земли, они тоже пытались продать яркий, как солнце, песок. Говорят, там одни торговцы, и они всё время со всеми торгуют. А воинов нет. Зато каждый аил обнесён высокой искусственной горой, через которую не перепрыгнет ни один конь и перелетит не каждая стрела.