— Как хорошо!
Керме закрутилась от радости, растопырив локти, и Ветер со смехом придержал её.
— Здесь очень хороший воздух. Давай, мы останемся здесь подольше? Нас ведь никуда не сдует?
— Сейчас почти безветренно.
Конечно, безветренно, — подумала Керме, — он же здесь, со мной.
Она спросила:
— Что это за горы?
— Степь, по которой ты путешествовала со своим аилом, лежит к югу от этой гряды. Мы стоим спинами к ней. Они длинные, как язык муравьеда, и тянутся, насколько хватает глаз. Самые высокие вершины покрыты снегом круглый год, туда рискуют подниматься только горные козлы. Я не раз видел горных козлов, и по гордости и стати они превосходят самых лучших жеребцов. Это не просто так — ни одно животное не может забраться на такую высоту, а потом ещё скакать с пика на пик, бросая вниз такие тени, что даже снежные барсы прячутся в своих пещерах.
Керме вспомнила Растяпу и взгрустнула. «Он смотрел именно на эти горы, — поняла она. — Интересно, получилось ли у него до них добраться?»
Каждый день, закончив с делами в шатре, она выходила туда, где стояли они вдвоём, держась за руки. Шоне, должно быть, и в голову бы не пришло, что незрячая жена способна совершить долгий путь вокруг озера. Дорогой гадала — не поздно ли ещё застать горы? Может, их уже унесло куда-нибудь в степь, как соринку бурным водяным потоком. Садилась и устремляла лицо вперёд и немного наверх. И с радостным чувством улавливала ток холодного воздуха с заснеженных вершин.
И снова накатывало чувство горячей пустоты в чреве. Будто горький корешок под языком. Будто набухающая перед приходом весны земля. Керме не могла дождаться, когда она, эта пустота, начнёт заполняться чем-то хорошим и глубокомысленным. Время крошилось под пальцами, и когда она приходила в себя, солнца уже не было и в помине, а на озере начинали свой вечерний концерт лягушки. Пора было возвращаться.
Здесь было много птиц, и девушка находилась с ними почти на одном уровне. Иной раз казалось, что орлы проносились, едва не задевая крылом её вытянутых рук. Керме выплела у себя из халата перо. Подняла над головой, и тотчас кто-то выхватил его, унёсся с прощальным клёкотом. Керме закричала в ответ. Они так быстро проносятся, думала Керме, что их крик должен быть одновременно приветственным и прощальным.
— Я хочу летать! — крикнула Керме.
Наверное, Растяпа хотел стать горным козлом. Интересно, рога у него выросли сами, или пришлось прилаживать между ушами прутики?..
Мысли о Растяпе не отпускали её. Те ли это горы, к которым он стремился? Получается, она оказалась здесь раньше него, а ведь он так сюда хотел, и такая грусть была во всей его позе, в морде, подставленной северным ветрам, и эта же грусть текла под его мягкой шкуркой.
На следующий день после похода к краю облака она попросила своего ветра отыскать Растяпу.
— Ну, если это был твой единственный друг, я его найду. Как он выглядит? — он тут же поправился. — Какие у него повадки?
Керме объяснила.
— Одинокую овцу, которая всё время следует на север, отыскать не сложно, — сказал мужчина, и умчался с лихим свистом.
Миновала ночь, и Ветер принёс грустную весть.
— Я говорил с мальчишками из твоего аила. Жалко, но далеко твой друг не ушёл. Ему было начертано стать подношением Тенгри, и в ту ночь подношением ему стали сразу две овцы — те, которых удалось поймать с кровавым клеймом. Из него выпустили кровь, а кожа и кости сгорели. Ты не должна сильно расстраиваться. Его назначил жертвой ваш верховный Шаман, и он достойно сопроводил его душу в великие степи.
Керме взгромоздила руки на плечи Ветра, встряхнула его.
— Он так хотел в горы. Очень грустно, наверно, умирать, так и не сделав что-то важное.
Ветер не стал спорить.
— Ну, если так, его душа найдёт способ добраться до этих гор. Может, она стала мотыльком, который летит по лунным лучам, перескакивая с одного на другой. Может, каким-то другим живым существом, медленно или быстро пробирающимся по степи.
Керме обняла руками колени. Как грустно. Он ведь эти горы видел в своих овечьих снах, сюда он не решался пойти, отделившись от стада и сюда рванул со всех своих коротеньких ножек, как только поверил в грозящую ему смертельную опасность.
— Но если ты умираешь… ты же сразу перемещаешься в небесные степи, разве нет?
Она почувствовала пристальный взгляд Шамана. Он капал и капал, заполняя какую-то чашу внутри Керме.