Параскива собралась в путь. Митзура осталась дома, а Баруцу поехал с матерью.
В тесный вагон то и дело заходили жандармы и устраивали проверку. Молодой прихрамывающий офицер взял документы у Параскивы, потом у Баруцу.
— Вы куда едете?
— В Тыргу-Жиу…
Офицер снова посмотрел в документы, переводя взгляд с Параскивы на Баруцу. Юноша с темными усиками очень уж был на отца похож. Оглянулся. Его коллега проверял документы в другом конце вагона.
— Вы к Тудору Аргези едете? — спросил офицер тихо.
Офицер молча погасил фонарик, достал из бокового кармана аккуратно сложенную газету, на миг зажег фонарик и показал ее Параскиве и Баруцу. Это был экземпляр «Информации» с «Бароном».
— Из рук в руки переходит, — шепнул офицер, — и в том лагере тоже…
Это было самое радостное сообщение, которое привезли на свидание с Тудором Аргези его жена и сын.
Из лагеря Параскива увезла предписание о необходимости уплатить большую сумму денег за содержание там мужа.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Тудор Аргези, как и другие узники, сидел в лагере Тыргу-Жиу без судебного разбирательства. Властям было невыгодно вести судебные процессы над видными деятелями страны — удобнее держать их изолированными от общества негласно. Не было устроено суда и над- редакцией «Информации дня». Газету просто закрыли в день появления памфлета Аргези, 1 октября 1943 года.
В лагере Тыргу-Жиу Аргези тяжело заболел. Лагерной администрации он показался безнадежным, и писатель был выдан семье под обязательство не выпускать его за пределы Мэрцишора и не допускать его участия в любой форме в работе печати.
После освобождения Румынии от фашизма и ее вступления в войну против гитлеровцев на стороне Советского Союза Аргези включается в активную литературную и журналистскую жизнь вместе с демократическими силами страны. Хорошо знающий Тудора Аргези видный румынский публицист и общественный деятель, нынешний председатель Союза писателей Румынии Джеордже Маковеску сказал: «Тудор Аргези всегда был с нами, на нашей стороне».
В новой серии «Записок попугая» Аргези бичует фашистское охвостье, приспособленцев и саботажников, укрывающихся от возмездия, истинных военных преступников, тех, которые пытались укрыться за привычной прозрачной ширмой фашистов — «мы выполняли указания».
24 января 1945 года начинался процесс над румынскими военными преступниками, втянувшими Румынию в антисоветскую войну, и Тудор Аргези называет его «днем траура». Характеризуя гнилую, инертную часть общества, всегда стремившуюся извлекать выгоду для себя даже из самых трагических для народа событий, Аргези пишет с болью: «Сегодня, 24 января 1945 года, предаются суду авторы цепи последовательных трагедий нашего народа. Это день позорного траура. Позора для всех нас — не будем делать исключения ни для кого. Ни для тех, которые хлестали нас по щекам и издевались над нами, ни для нас самих, терпевших эти пощечины молча и безропотно…
У французов были маки, у русских — партизаны. Известно, чем занимались во время оккупации сербы, греки, норвежцы, бельгийцы, голландцы, поляки… Наберемся смелости и в этот час обратимся мыслью к горькой правде и к своей совести. Вполне естественно, это неудобно. Но мы все в разной степени являемся сообщниками всех преступных актов, подлежащих суду. В то время. когда наши друзья, братья и товарищи гибли в тюрьмах, бродили по белому свету, — не будем лицемерить — мы ели жирно, запивали смачно, хохотали громко, развлекались в переполненных пивных, ресторанах и на балах».
На окраине Бухареста, в Мэрцишоре, снова заговорил в полный голос замечательный писатель Румынии.
Одну из своих таблет в «Записках попугая» Аргези посвящает общему положению страны, борьбе политических группировок за власть, стремлению буржуазных кругов распространять в народе чувства неуверенности, паники и страха. Аргези ведет разговор от имени воина, вернувшегося с фронта в краткосрочный отпуск с наградой за отличное выполнение боевого задания в схватке с гитлеровцами. Побыв несколько дней в Бухаресте, воин отправляется снова на фронт, где все гораздо ясней, — надо помочь Советской Армии скорее добить врага. А на вопросы товарищей относительно политического положения в стране он отвечает очень кратко: «Воняет».
Так кратко, емко и жестко озаглавил свою таблету Аргези.
Писатель считает долгом честного художника напомнить о некоторых на первый взгляд неприятных для всех вещах. 2 февраля 1945 года, когда весь прогрессивный мир отмечал вторую годовщину Сталинградского сражения, Тудор Аргези пишет с присущей ему откровенностью:
«Для нас, румын, переживших с такими жертвами и с такой болью это сражение, Сталинград должен стать наиверховнейшим судом. Сталинград для нас означал пробуждение от летаргического сна, отрезвление, начало новой жизни с осознанием своей вины и своего долга перед человечеством. Корни нашего 23 августа — в почве Сталинграда. Там же источник могучего наступления советских войск, которое приведет к капитуляции Германии».
Закончилась война. Аргези отдает все свои творческие силы служению нарождающемуся в Румынии новому демократическому строю. В 1946 году его многолетняя работа на благо румынской культуры была увенчана Национальной премией за поэзию, а 29 декабря 1946 года Министерство искусств Румынии, у руководства которого находился видный писатель-демократ, впоследствии член Центрального Комитета Румынской коммунистической партии Ион Пас, организовало национальные торжества по случаю исполнения пятидесяти лет творческой деятельности Тудора Аргези и Галы Галактиона. Николае Кочя, сразу же после победы ставший редактором газеты «Победа», был одним из инициаторов празднования этого юбилея. Но на праздник он не смог явиться из-за приковавшей его к постели безжалостной болезни.
«Дорогой мой Аргези, — писал Николае Кочя в тот день, — среди заговорщиков, начавших без твоего ведома и твоего разрешения подготовку к сегодняшнему юбилею, был и я. Думаю, что ты понимаешь, с какой радостью хотелось бы и мне принять участие в прославлении не только дорогого друга, но и любимого поэта, полемиста, участника священной войны нашего «Факела» против социальной посредственности, душившей в этой стране все — искусство, литературу, демократию и революционный порыв. Сегодняшний юбилей венчает не только литературную деятельность, но и старую дружбу, пережившую все тяготы и оставшуюся непоколебимой и незапятнанной на протяжении целых пятидесяти лет.
Хотелось бы, любимый мой Аргези, не в холодных, изложенных на бумаге фразах, а с теплотой произнесенного от сердца слова рассказать сегодняшним слушателям о наших прежних битвах и о том непонимании, а порой и о той ненависти, с которой встречали когда-то определенные литературные круги твои стихи, и о триумфе дружбы, связавшей тебя, меня и Галактиона. Но по нездоровью я в состоянии послать тебе только эти строки. Прими их так, как они написаны, с надеждой, что я возьму реванш через двадцать пять лет, когда будем праздновать семьдесят пять лет литературной деятельности нашего великого Аргези.
Николае Кочя».
В большом зале Атене состоялся вечер. Общественность Бухареста чествовала двух замечательных писателей, двух давних друзей — Тудора Аргези и Галу Галактиона. От имени молодых писателей, прошедших школу «Записок попугая», Эужен Жебеляну писал 4 января 1947 года:
«Аргези, Галактион и Кочя были нашим знаменем. Мы следовали их примеру и шли за ними, высоко неся на крепком древке лоскуток вырванного из сердца кумача, всегда отдавая предпочтение этому кумачу перед ленивым бархатным знаменем, украшенным роскошными розами».