Глядя на Комсомольскую площадь с пятнадцатого этажа высотной гостиницы, стоя на тротуарах, в метро, вглядываясь в лица людей, он пытался понять, как это они, эти люди и их отцы, занятые защитой страны от похода четырнадцати государств и от своих белогвардейцев в годы гражданской, вовлеченные в вихрь строительства невиданного еще в истории человеческого общества, вынужденные защищать это общество в пламени навязанной им самой кровавой из войн, нашли духовные силы, чтобы сохранить сокровища страны, пошедшей с мечом на них?! Три приехавших вместе с Аргези академика — Михай Раля, Мариус Бунеску и выдающийся знаток искусства, коллекционер и художник Джеордже Опреску — не могут ответить на этот вопрос. «Не только три академика, а все академии земли, вместе взятые, не смогут ответить на этот вопрос, — сказал ему по возвращении в Бухарест руководитель румынских коммунистов Георгиу-Деж, — это интернациональная природа русской души, души советского народа».
В дни пребывания в Москве Аргези не раз затрагивал эту тему в беседах с министром культуры Николаем Александровичем Михайловым, с комендантом Московского Кремля генералом Андреем Яковлевичем Ведениным, с сотрудниками Кремля. Для начала ему показали четыре переплетенных в кожу громадных тома. Каждая строка — описание одной вещи из подготовленного к передаче сокровища. Название, научно установленный год или век происхождения, вес, состояние, инвентарный номер. Всего 39 тысяч 320 наименований! И столько же строк в этих четырех томах. Вначале Аргези не поверил. Перелистал прошнурованные тома, посмотрел. Да, 39 329 наименований. Какой гигантский труд!
В залах Большого Кремлевского дворца выставлены для показа румынской комиссии подготовленные к передаче 1350 живописных полотей Григореску, Сзатмари, Амапа. Лукиана, Андрееску, старинная церковная одежда и церковная утварь, изделия из золота и серебра, украшенные брильянтами и другими драгоценными камнями. К вот она, «Золотая наседка с цыплятами»! Фибула 1, фибула 2, фибула 3… Только это сокровище из чистого золота весит свыше девятнадцати килограммов. Нет, трудно всему этому поверить! Аргези с Параскивой переходят от витрины к витрине, сердце от волнения бьется, никогда они еще не видели столько румынских сокровищ вместе. Десятки лет твердили им, что все это потеряно. И вот! По главное волнение для Аргези впереди. За стеклом небольшой одинокой витрины сверкает вытканный из золотой нити и украшенный мелким жемчужным бисером церковный головной убор. Эта митра многие сотни лет служила румынским митрополитам и патриархам для самых торжественных выходов. И потому хранилась за семью замками в нише маленькой молельни, скрытой за парадными стенами патриарших покоев. Митрополит Иосиф Георгиан показывал ее иеродиакону Иосифу как особую священную реликвию румынской церкви. Два раза иеродиакону Иосифу пришлось дотрагиваться до этой митры, когда он прислуживал в ночь святого воскресения высохшему от старости Иосифу Георгиану. Это было в год отъезда иеродиакона в Швейцарию. В 1905 году. Все реставрировано, все вычищено, все блестит. И скоро все это поедет домой. Не сон ли это?! Нет. Рядом Параскива, шагает мимо витрин осторожно, молча рассматривает. Вчера вечером в гостинице Аргези рассказывал ей, как до первой мировой войны опытнейший взломщик поспорил со своими товарищами, что он украдет из университетского музея «Наседку с золотыми цыплятами». Со второго этажа над залом музея он просверлил дыру точно над шкафом, где было выставлено сокровище, пропустил через нее зонтик и раскрыл. В чашу зонтика падали затем выпиленные куски перекрытия, чтобы не производили шума. Сквозь образовавшуюся дыру взломщик осторожно ступил на шкаф и вынес «Наседку». В это время сторож музея спокойно курил и болтал со знаменитым в то время в Бухаресте стариком лилипутом, продавцом вечерних газет… Вора быстро поймали, но он уже успел распилить наседку на мелкие части… Продать, правда, еще не успел.
Прошла первая мировая война, потом гражданская… Во второй мировой гитлеровцы дошли до двадцать третьего километра от Красной площади. Тудору и Параскиве Аргези показали это место на Ленинградском шоссе. И в этих условиях были люди, которые заботились о «Наседке», о митре румынских митрополитов, о коллекциях старинных монет. Кто они, эти люди? Тудору Аргези обязательно нужно узнать о них. А сейчас по возвращении в гостиницу необходимо срочно передать по телефону в Бухарест первое сообщение из Москвы. В нем бьется сердце оперативного журналиста. Семьдесят шесть лет? Чепуха!
— Барышня! Вызовите, пожалуйста, Бухарест…
«Увидел своими глазами, щупал своими пальцами» — так озаглавлено первое сообщение Тудора Аргези из Москвы.
«Потрясенный и взволнованный, выхожу из Кремля, где я увидел своими глазами и щупал своими пальцами «Наседку с цыплятами» и тысячи золотых, серебряных, вышитых и нарисованных сокровищ, некоторые единственные в своем роде на всем свете. Это наш художественный фонд, который считали потерянным и который советский социализм возвращает сегодня нам в полной сохранности с редчайшим чувством невиданной в истории политической щедрости… Наша делегация от имени наших хлебопашцев, рабочих и интеллигенции от глубины сердца выразила Советскому Союзу слова вечной признательности, безграничную благодарность за этот великий и незабываемый праздник».
Торжество передачи художественного фонда состоялось 6 августа 1956 года в Георгиевском зале Кремля, а 7 августа утром в румынских газетах появилось переданное по телефону из гостиницы «Ленинградская» с Комсомольской площади Москвы это сообщение. Под ним стояла подпись: Тудор Аргези.
Но как же все-таки сохранились все эти сокровища? Аргези должен найти ответ.
— Вы познакомьтесь поближе с Николаем Никитовичем Захаровым, — посоветовали ему. — Он многое знает.
Тудор Аргези видел Николая Никитовича Захарова не раз. Моложавый, невысокого роста мужчина лет пятидесяти. К нему то и дело подходили сотрудницы Оружейной палаты, о чем-то спрашивали, он им тихо, очень спокойно отвечал, если показывали документ, он его внимательно просматривал, думал, а если надо, медленно выводил на бумаге свою подпись. Аргези понимал, что все, что приносят на подпись этому человеку, все относится к румынскому художественному фонду, к отправке его на родину. Однажды он увидел, как в Оружейную палату молодые ребята вносили большие ящики. Захаров останавливал их, внимательно осматривал ящики, заглядывал внутрь, щупал обивку, проверял надписи. Аргези обратил внимание, что на ящиках имеются и румынские слова. Подошел, посмотрел. «Fondul artistic romtn». И по-русски «Румынский художественный фонд. Москва — Бухарест». Он понял: это для упаковки ценностей. Обработаны и зафанерованы как дорогая мебель, внутри обшиты мягкой тканью, чтобы все доехало до назначения с комфортом. Захаров то и дело советовался со своей главной помощницей Людмилой Васильевной Писарской.
Из гостиницы «Ленинградская» Тудор Аргези передавал в Бухарест ежедневно восторженные корреспонденции о том, как проходит подготовка к отправке на родину сохраненных в СССР ценностей. Он писал о великодушии и душевной щедрости советского народа, о самоотверженном труде людей, спасших сокровища от гибели во время прошедших войн. Из рассказов генерала Веденина, Николая Никитовича Захарова, Людмилы Васильевны Писарской и других сотрудников Оружейной палаты СССР вырисовывалась картина сердечной щедрости советского народа. Аргези приходит к выводу, что трагические взаимоотношения между Румынией и СССР, создавшиеся в не такое уж далекое время по вине правящих, фашиствующих кругов (с 22 июня 1941 года, когда румынская армия совместно с армией гитлеровской Германии напала на СССР, прошло всего 15 лет), уходят в прошлое, советские люди сердечно относятся к трудовому народу Румынии. Одно из ярчайших проявлений — сохранение советскими людьми румынских сокровищ. Тудор Аргези пытался из отрывочных рассказов своих собеседников составить картину сохранения ценностей.
— За несколько лет до начала Отечественной войны, — рассказывал Николай Никитович Захаров, — я был назначен директором Оружейной палаты. Кроме меня, здесь работали еще пять человек… На втором этаже Оружейной палаты имеется круглый зал, вы его видели. Там сейчас образцы дорогой церковной одежды. А тогда за высокими дверьми из кованого железа с гербами всех российских губерний стояли старые ящики с сургучными печатями. «Это ценности королевской Румынии, — сказали мне. — Пусть лежат». Передали мне и документы, из которых видно, что даже в самые трудные годы для нашей страны, когда каждая копейка была на строжайшем учете, выделялись средства, чтобы уберечь ценности румынского народа от порчи и разрушения. От долгого хранения в закрытом виде любые вещи портятся. Трудно установить, где хранились румынские ценности до тех пор, пока их привезли в Кремль. Скорее всего во время первой мировой войны они попали в Петроград, а оттуда были привезены в Москву, когда перевозили ценности Российского государства из Зимнего и других дворцов. Здесь хранение не всегда было идеально. Во время гражданской войны и много лет спустя помещения не отапливались, было холодно и сыро. Вы, наверное, читали об «огненном кольце», в котором находилось наше молодое государство… Тогда и в кабинете Ленина было холодно, а Большой театр освещался свечами…