Вор досадливо встряхнул головой и сказал, как сплюнул:
- Докука - метнулся!
Юркий паренек прямо с корточек одним движением перевалил через штакетник и побежал за водкой. Варшава улыбнулся и подмигнул самому младшему в ватажке - беленькому пареньку лет десяти, смотревшему на вора широко распахнутыми серыми обожающими глазами. Из-за этого пацаненка, жившего в седьмом подъезде на третьем этаже вдвоем с матерью, Варшаву и тянуло именно в этот двор.
Взгляд вора, в котором было много невысказанного, перехватил молоденький "крадун" по прозвищу Обоснуй - из тех, кто подхватывает на лету и далеко идет во всем.
- Шесть нуль семь, - кивнул Обоснуй на новые дорогие часы, украшавшие правое запястье Варшавы. - Не опасаешься, что котлами заинтересуются?
- Не пропадем, но горя хватим, - усмехнулся Варшава. Часы были чистыми, но не объяснять же?..
- А горе - это когда два столба с перекладиной? - солидно, тренируя усталую этапную манеру, поинтересовался будто невзначай Обоснуй.
- Две доски вместо постели - уже не козыри, - автоматом с ходу ответил Варшава и лишь потом вздернул вверх брови, удивившись к месту вставленной мальцом фразе.
- Когда правый висок сбривают - тоже не рахат-лукум, встрял в серьезный разговор, цепляясь за филологию, а не за смысл, Гога - сосед по коммуналке убежавшего Докуки. Гоге вор казался старым, а Обоснуй - взрослым.
Варшава не выдержал и расхохотался в голос:
- Э-э, рысь нерчинская!
Указательным пальцем правой руки вор легко щелкнул Гогу в нос, а остальными одновременно сбил козырек кепки мальчишке на глаза - тому реакции хватило только моргнуть.
Встав со скамейки и хрустко потянувшись, Варшава вдруг гулко ухнул на весь двор - как в ржавый рупор на буксире:
- Эй, Токарев, я тебя не боюсь! А потом добавил тише, словно сам с собой разговаривал:
- Пацаны шуршат - в государевом санатории бедуешь в пижаме... Не потеряйся, пинчер!
Компания взорвалась смехом. Объяснений не требовалось. Все откуда-то знали, что Токарев - характерный оперуполномоченный местного уголовного розыска - обещал подловить Варшаву. К этому двору опер имел отношение через шестой подъезд, где на втором этаже обитала официантка Зина, волновавшая шпану длинными ногами и смачной, но подтянутой задницей.
Пользуясь настроением, Обоснуй придвинулся к вору ближе и попытался обозначить волновавшую его проблему:
- Тебе видней, Варшава, а только зря мы вчерася центровых отхлестали. Хлопотно может статься...
- Боишься или опасаешься? - вор спрятал улыбку, оставил только незаметную язвительную усмешку на дне прищурившихся глаз.
- Я к тому, что надо было бы... - Обоснуй, не замечая подвоха, начал было развивать мысль, а вор помог ему дорулиться, якобы добродушно покивав:
- Один мой знакомый квартальный посадил как-то жану на пятнадцать суток за мордобой посуды в местах приема пищи. И изрек: "Жакон есть жакон!" Мудрый человек! Опорный пункт власти блатные, крестясь, обходили...
- Вот и я про то же... - Обрадовался Обоснуй и прям-таки полез в яму, в два удара выкопанную ему вором. - Заранее если бы поддержку нашли у...
Свалиться в яму окончательно Варшава ему не Дал, звонко перебив:
- Библия не нами писана! Коммунары, которые на маленькую букву "бе" - видал, как за свою идею в харю целются?! Дорога на Воркуту впритык костями троцкистов-утопистов застлана! И потому власть их - как кол в мерзлом грунте - не расшатаешь! А тут каждный фраер на вора кожу морщить будет! Сначала с цветными все "по делу" договариваются, а потом? Нишкни от греха!
- Да что ты, что ты? Я и права не имею... - мигом отшатнулся от него к тут же отвернувшимся пацанам Обоснуй.
- С чего начинается биография вора? - утратив интерес к Обосную, Варшава обвел глазами всех, но остановился на Гоге.
- С малолетки сидеть, в армии не служить и... и... - Гога начал чеканить, словно молодой рядовой, но запнулся и завертел головой, ища поддержки. Взгляд его упал на Обоснуя, но тот только ниже опустил голову. Гога перестал дышать.
Варшава насупился, но потеплел и, сбивая накал, сказал серьезно, давя морщинами улыбку:
- И под хвост не баловаться...
Компания хрустко, навзрыд заржала, а вор, прячась в общем смехе, снова перевел погрустневший взгляд на неуверенно улыбавшегося беленького десятилетнего паренька, мало что понявшего в случившемся на его глазах уроке словесного фехтования.
"А еще - не иметь семьи: ни жены, ни детей", - эту мысль Варшава озвучивать не стал - уж больно невпопад сердце екнуло.
Под угасавший уже смех очень вовремя нарисовался Докука с "беленькой" за пазухой - пацан обернулся мигом и сдержанно гордился тем, что даже не запыхался.
Бутылку опрокинули быстро - по кругу от старшинства. Докуке и Гоге досталось лизнуть, а младшего, сероглазого Варшава и вовсе предостерег:
- Погоди, малой, тебе еще рано. Ежели начнешь не в свое время - баловство будет не в радость, а в слабость. Успеешь.
Сероглазый улыбнулся в ответ и не подумал усомниться в справедливости сказанного.
Какой кураж без лирики? Одной рукой Обоснуй извлек из-за скамейки видавшую виды гитару и ударил по струнам, не глядя на вора, но обращаясь явно к нему. Пытаясь зализать свой давешний промах, парень явно не сек, что Варшава инцидент уже "проехал":
Вот раньше жизнь!
И вверх и вниз
Идешь без конвоиров,
Покуришь план,
Идешь на бан
И щиплешь пассажиров.
А на разбой
Берешь с собой
Надежную шалаву,
Потом за грудь
Кого-нибудь
И делаешь Варшаву...
Вор, словно не услышав песню, вдруг придвинулся к самому маленькому - к тому самому сероглазоединственному, и провел жесткой рукой по светлым волосам. Мальчишка задохнулся от счастья, и в глазах его вот-вот - но все же не появились слезы от радости соприкосновения со своим героем.
А Варшава, разглядывая его лицо, вдруг заговорил совсем уж непонятно:
- Ишь - взгляд-то не рабский... И мать твоя - не тетка, а барышня. Потом поймешь, в чем разница... Каково сладишь с жизнью? И чего больше соберешь - ошибок или попыток?
В окружении ворохнулся было смешок, но вор передернул бровями, как затвором, и смешок умер. Никто ни в чем не разобрался, но лица скроили понимающие - от греха подальше, и, к чертовой матери, зауважали все наперед.