– Теперь с твоих товарищей эмин требует втрое больше, чем ты стоишь, – сказал Степан. – А столько они не дадут.
Стеван глядел на Степана во все глаза, боясь пропустить самое важное слово.
– Не дадут… – повторил он горько.
– Требало би да српски трговци додзу овамо да те поглэдају! (Надо, чтоб сербские купцы пришли сюда на тебя посмотреть! – срб.) – сказал Степан.
– Они ионако немаю паре! (У них всё равно не имеется столько денег! – срб.) – воскликнул, подбросив руки вверх, Стеван. – Нэче дати ни тридесет рубаля! (Они не дадут тридцать рублей! – срб.)
Степан пожевал обмётанные губы, и медленно научил Стевана:
– Ти си писмен. Лях има перо и хартию. Замоли га да ти даднэ парченце. На хартийи напиши свойим Србима да те уопште нэ признаю. Нэка кажу да си лажов! Да си српски просяк. Да им ниси потребан низашта. Да нэма на свету тог Србина ком би ти затребао! (Ты обучен грамоте. У ляха есть перо и бумага. Попроси дать тебе клочок. На клочке напишешь своим сербам, чтоб они тебя вовсе не признавали. Чтоб сказали, что ты лгун! Что ты сербский нищий. Что ты не нужен им. Что среди сербов ты не нужен на свете никому! – срб.)
Стеван отшатнулся, зажав рукой рот. Глаза его были полны слёз.
Степан, взяв серба за рубаху, мягко притянул его к себе и продолжил:
– Пусть потом твои сербы идут к другому азовскому жиду…
Стеван снова закивал.
– …том Чивутину е име Ефим. Има горню половину куче од белог камена на азовском майдану. Тамо е само една таква бела куча. И само едан такав Чивутин. Нэка га твойи Срби надзу. Нэка кажу Чивутину да те откупи. Али нэк не хитаю. Нэк причека три дана и откупи те од эмина. Эмин че помислити да су сви дигли руке од тебе, и продаче те багателно. Даче те за пэт рубаля (Того жида зовут Ефим. У него верхняя половина в каменном белом доме на азовском майдане. Такой белый дом один там. И жид такой – один. Пусть твои сербы найдут его. Пусть скажут жиду, чтоб взял тебя на окуп. Только не сразу. Чтоб выждал три дня и выкупил тебя у эмина. Эмин уразумеет, что ты никому не надобен, и продаст дёшево. За пять рублей отдаст тебя. – срб.), – Степан показал ему раскрытую ладонь. – Или за педесет левка, у локалним парама. А после нэк те твойи трговци, ако им е воля, откупе од Чивутина. Чивутин че тебе продати за седам рубаля. (Или за пятьдесят левков, на местные рубли. А после твои купцы, если пожелают, выкупят тебя у жида. Жид продаст за семь рублей. – срб.)
Стеван часто моргал, вглядываясь в Степана, понемногу осознавая, чему его научили.
– А ты своим побасурманенным сербам отдашь потом восемь, – добавил, чуть усмехаясь, Степан.
– Где да узмем паре од српских трговаца, ако ми кажу да им вратим дуг? Или ми кажу да им дам капару? (Где я возьму деньги сербским купцам, если они скажут вернуть долг? Или отдать им задаток? – срб.) – спросил Стеван.
– Жид определит тебя на служивое место в Азове. Здесь всегда надобны людишки, ведающие грамоту, – сказал Степан, подгребая сено и укладываясь на своё место. – Будешь отдавать своим сербам понемногу. Ты ж на воле будешь. Догадаешься, где раздобыть левки.
– А ко че да однэсе писмо Чивутину? (А кто отнесёт письмо жиду? – срб.) – спросил Стеван, склоняясь к Степану.
– Абидка, – ответил Степан просто.
– А ако превари? (А если обманет? – срб.)
Степан покачнул головой: нет, не обманет.
– На зорьке отдашь, как явится… – сказал и закрыл глаза.
Серб ещё посидел возле, тихо вздыхая и вороша солому.
…на другой день у серба душа была не на месте. Всё ходил, ходил, косился на Степана.
– Боравио си у Азову? (Ты бывал в Азове? – срб.) – спросил, наконец.
Во дворе стража перестала перекрикиваться и смеяться.
Застучали посохи эмина.
– Ако ми нэ веруеш – нэмой (Не веришь мне – не делай. – срб.), – сказал Степан, бережно зевая сквозь зубы; если вдыхал в полную грудь, накидывался, как собака, кашель.
– Йок, йок! (Нет-нет! – срб.) – серб поднял ладони вверх и мягко подрожал ими. – Само ти се дивим! (Дивлюсь на тебя только! – срб.)
Степан помолчал, глядя в потолок.
– Кад си заробленик – не питай како е ко живео, Стеване (Угодил в полон – не спрашивай, кто как жил, Стеван. – срб.), – сказал. – Ако те питају, не говори. Реч е замка. (А тебя спросят – не говори. Слово – западня. – срб.)
Серб прижал руки к груди. Морщины лика его снова будто взмыли вверх:
– Моличу се за тебе! Сваког дана се молим за тебе! Чим сам те углэдао, кад су те унэли готово мртвог, одмах сам знао: ти си мой спас! (Молиться за тебя буду! Всякий день молюсь о тебе! Как увидел тебя, когда занесли едва не мёртвого, сразу знал: ты моё спасение! – срб.)