Выбрать главу

Кот знает все ходы и козьи тропы,

Сеть лисьих нор, сурковые подкопы,

Змеиные следы в пыли горячей,

Ставок, где черепаха морду прячет,

Всех кошек – мавританских и ангорских,

Безвестных белолапок черноморских,

Заезжих дам в ошейниках и бантах –

На всех хватает сил, любви и фарта.

Он не домашний, но в домах бывает,

Побитые бока отогревает,

Бесстрашно спит в кровати и в корзинке,

Не брезгует кусочком лососинки

И дарит лаской как собольей шубой –

Да, шрам на животе. Не бойся, глупый –

Я победил, а враг давно повержен.

Кот любит женщин, метко метит вещи,

И у огня сидит, чеканный идол,

Свирепый паладин земли Тавриды.

Он здесь родился и умрёт однажды,

В какой-то дикой щели, сам, отважно...

Сейчас он спит, смешно и беззащитно –

Как всякий сильный, ласковый мужчина.

Вот так и ты, мой друг, последний рыцарь,

Уходишь, чтобы в мире раствориться,

С потёртым рюкзаком, ножом и флягой...

У сердца на груди обрывок флага,

А впереди – моря и горизонты,

Огни Мумбаи, шерпы и резорты,

И женщины – богини и землячки,

И белые одежды зимней спячки.

Ступай смелей – до края небосклона,

За золотом чумного галеона,

За песней тростниковой хрупкой дудки,

За пылью необстрелянной попутки...

Иди вперёд! Упорством пешей тяги

Вращают Землю вечные бродяги.

 

Свобода

 

Кровью скифских коней желтогривых

Окропляли курганы в Крыму.

Плач и пение жриц горделивых,

Нож из бронзы, и все по уму.

Так спокойно лежали в гробницах

Узкоглазые злые вожди.

Кто из них мне сегодня приснится

С чёрной раной на смуглой груди?

Кто расскажет – орлицу сарматы

Выбирают лишь раз навсегда?

Кто станцует с девчонкой патлатой

И умчится верхом без седла?

Чьё копьё мне сегодня попалось

В пересохшем развале реки?

Кем ковалось? Кому улыбалась

Артемис, и звенели клинки

За свободу!... Настала свобода.

Позабыты погоня и дань.

В темноте осыпаются своды,

Оседает великий курган.

Ночь швыряется звёздами в скалы.

Нет ни лис, ни влюблённых, ни лун.

И пасётся в долине усталой

Желтогривый татарский табун.

 

Баллада Френк Мезер

 

Был ветер тих и профиль склона сер,

Следы косуль терялись в горной чаще.

...Он похоронен был на Френк Мезер –

С доспехами, мечом и гнутой чашей.

Потерянный потомок королей,

Швырнувших в небо флаг Триполитанский,

Барон руин, бастард Па-де-Кале,

Безудержный в бою, любви и танце.

Он дрался за героев и князей,

Рубил врагов, не разбирая веры,

Бродил по лугу – волосы в росе,

Блевал с бортов ограбленной галеры.

Он помнил Константина – вот глупец,

Отбросил плащ и бросился в атаку.

Пинали турки сброшенный венец,

Царя царей зарыли как собаку.

Он помнил, как горел собор. Монах

Все рвался в пламя: книги! Книги! Книги!!!

Он помнил труп, застрявший в стременах,

И шёлк оттенка зреющей клубники.

Он помнил чернопарусный дромон,

Прорвавший семь кругов ночного ада,

Пустые окна брошенных домов,

Чужую землю – скудную награду.

Он жил в лесу с волками заодно,

Палил костры у стен ничейной башни,

Смотрел в пустое небо, пил вино,

Возникшее на дне помятой чаши.

Учил детей латыни и письму,

Чертил им путь от Аккры до Эдессы,

Клал виноград, оливки и хурму

К босым ногам таврической принцессы.

Когда пришли ордынцы, он возник,

Один с мечом – соседи скрылись в чаще –

И принял бой, отчаянный старик,

И пал в бою. Кто ищет, тот обрящет.

Щебечет дрозд, колосья режет серп,

Гарцует рыжий конь, белеет парус...

Он похоронен был на Френк Мезер,

А имени на свете не осталось.

* Френк Мезер – гора "Могила чужеземца" в Крыму

Октябрь да и нет

 

Ок, октябрь, скажи, куда улетают гуси?

Почему в чашке кофе, коньяк и немного грусти,

Если просто заваривал чай с лимоном?

Почему шум проспектов – стерео, а вокзальное соло – моно?

Почему подстилая соломку, оказываешься в грязи,

В смертной изморози, в ознобе...

Разгрызают крутоны снобы.

Пахнет хлоркой и карантином.

Сен-Мартен притворяется Валентином.

Гаснет день с четырёх сторон.

Том встречается с Джилл в метро.

У неё в волосах рябина,

А в скетчбуке портрет Короля Неблагих.

Где только видела их, неистовых и кровавых?

Дремлют вороны в парковых вытоптанных дубравах.

Отживают свой век трамваи и флюгера.

Разживаясь каштанами, детвора

Верещит звонко, считает лужи.

Ок, октябрь, скажи – когда же наступит "лучше"?

Он молчит, как рыцарь ордена тишины,

Наливает мне чая с медвяным лучом луны,