Видел бы нас с тобою шутник Всевышний –
Отнял бы счастье мигом – он в этом профи.
Нам удаётся жить. Тасовать туристов.
Верить в Верону, гравий, вороньи страны...
Слышишь шаги на лестнице? Донна Анна
Гостя с вокзала снова ведёт на пристань.
Атлантида
Последний день Атлантиды был будничным и бодрящим.
Никто не планировал ни купаться, ни поиграть в ящик.
Вишни цвели в белых садах дворцовых.
Цокали по полам каблуки
Десяти жён великого императора.
Жриц понесли на гору плясать у кратера.
Рабы забили барана, зажарили на углях,
Жрали, давились. Тропинки по парку вились.
Спали развалины в зарослях ковыля.
В тяжких доспехах маршировали стражники.
В сладких утехах день проводили бражники.
Бражник сидел на башне, смущал астролога.
Старец глядел на бабочку, думал, что смотрит строго.
Сын виночерпия с рёвом бежал за кошкой.
Дочь хлебодара, рождённая хромоножкой,
Вдруг исцелилась. В храм понесли дары.
Рынок дурил. Рыбу давали даром –
Только бери да уноси с собой.
Скульптор возился с девой, рубился с мрамором.
Мрамор был бел.
Корабел любовался на море.
Как за волной мощно идёт волна...
Видите?
Вот!
Она.
Плечом к плечу
Первый закон легиона, литер литая латынь.
Если враги непреклонны – крепче сдвигаем щиты.
Только единая сила, только единая стать.
Галлия бунтом грозила, скифы решили восстать?
Будут, как водится, биты. Выйдем с врагами на «ты».
Слушаем трубы, квириты! Крепче сдвигаем щиты.
Африка или Эллада, красный истоптанный Марс,
В рамках любого расклада не обойдутся без нас.
Стоят нешуточной драки цирки, таверны, мосты.
Держимся ближе, собаки! Крепче сдвигаем щиты.
Выпьем из Леты и Роны, вымоем ноги в раю,
Вспомним слова Цицерона... Эй, разговоры в строю!
С гор опустились туманы, в белых нарядах кусты.
Мы же с тобой ветераны! Крепче сдвигаем щиты.
Хрипло хихикает Хронос, чинят таджики балкон,
В «Билле» неслыханный бонус, в Думе бездумный закон.
Третьему Риму не спится, бьёт лихорадка и сплин,
Спрятаны честные лица за бастионами спин,
Продано, куплено, снято, драчка в планшете – ату!
Давят на кнопки солдаты, окна глядят в пустоту.
Мы же дожили до майских, мы же храбры и круты,
Мы же с тобой... Поднимайся! Крепче сдвигаем щиты.
Памятник
Давным-давно оплакана война,
Но в шуме волн мне слышится «мементо».
Так старый танк, попутав времена,
Одышливо съезжает с постамента.
И обходя бетонные «ежи»,
Рокочет «Оккервиль», «передовая».
Так мёрзнет в карауле вечный жид,
Цигарку в кулаке передавая.
Так пахнет хлеб. Обычный каравай.
Без карточек. Ломтями на тарелке.
Так дребезжит немыслимый трамвай,
Глуша раскаты дальней перестрелки.
Так дети верещат: «Смотрите, кот!»
И он идёт, худой и величавый.
Несёт поток реки бумажный флот.
Вещает репродуктор: над Варшавой…
Мементо – мир! Вокзалы, пустыри,
Духи, пластинки, вальсы Мендельсона.
На улицах цветы и фонари.
В Крыму уже готовятся к сезону,
Выгуливают платья и собак,
Вздыхают над символикой момента…
Свистит снаряд. Смердит знакомый страх.
Рокочет танк, сползая с постамента.
Ласточки
Ласточки строят гнездо из липучей грязи –
Может, и неприглядно, зато не сглазят.
Угол под крышей, камень из Инкермана,
Шустрые птицы трудятся непрестанно.
Пух и перо на донце, снаружи глина.
Сохлое и пустое спаяно воедино.
Дремлют в скорлупках будущие летуньи,
Кто-то над ними держит весь день ладони...
Кони кричали, крыши горели в лунном
Ясном сияньи, шпарили пулемёты,
Всех беспокойных враз превращая в мёртвых.
Бились за землю, воду, чины, медали,
Дали друг другу жизни, не покидали,
Скупо делили банки, краюхи, крупы,
По шоколадной дольке – для мальчиков бледногубых.
Тише, не плачь, хату и печь отстроим,
Батька твой точно погиб героем.
Хочешь взглянуть на гнёздышко? Дуры-птахи
Спачкали ворот и рукава рубахи...
Ласточкам все равно – где война, где буря,
Кто вокруг дома ходит, хрипит и курит.
Лишь бы гнездо лепилось к старой татарской кладке,
Лишь бы стоял дымный огрызок хатки,
Лишь бы из грязи, из пуховой постели
Выбрались новые птицы – и полетели!
Конец войны
Когда уйдёт последний ветеран,
Война закончится.
Утихнет грохот пушек,
Свистульки пуль и хрип авиабомб.
Свирепый рокот танков, писк вертушек,
Неслышный вздох последнего письма,
Упавшего на пол – дощатый, мокрый.