Искусанные губы – дети спят,
Молчи, молчи, потом с утра расскажешь...
Исчезнет скрип горбушки под ножом,
И капли монотонно о бетон –
Кровь – жизнь, а мы с тобой в ладонях смерти,
Мы зерна, мы песчинки, мы вода,
И никуда и никогда не деться.
Над городом немеют провода
От груза бесконечных окружений,
И застрелиться впору, но кому
Вести одно из множества сражений
И в землю лечь до срока, одному?
Когда уйдёт последний ветеран,
Рассыплется венок смешных ромашек,
Истлеет фотография с Варшавой,
Умолкнет недопетая «Катюша»,
Уснёт гармошка в кожаном чехле.
И синий скромный стираный платочек
Сдадут в утиль. Медали, ордена –
Товары для блатных и антикваров.
Останется лишь голос. Левитан.
И ясное, звенящее «Победа!!!».
Прощай, война – концлагеря и гетто,
Солдаты-дети, красная газета,
Свирепое, горячечное лето...
И пусть не повторится.
Никогда.
Плач Евпраксии
Таволга, таволга, кровь затвори,
От всякой твари заговори –
Дикого тура, серого пса,
Чеки тележного колеса.
Таволга, таволга, сына укрой,
Тихой и жадной вечерней порой,
Шапку и плащ из тумана скрои,
Пусть не найдут ни враги, ни свои.
Сокол строптивый глядит далеко,
Ханские стрелы летят в молоко,
Чистая сабля, сухая камча,
Алое корзно не рвали с плеча.
Не обещали белый бунчук,
Юных наложниц, коней и парчу,
Не утащили мешком из шатра,
Не разрешили дожить до утра.
Князь мой весёлый уехал в Орду,
А воротился с монетой во рту.
Будет осада, беснуется тьма,
Терем княгини отныне тюрьма.
Грозные песни пойте, мечи,
Колокол звонкий, молю, не молчи,
Стража к воротам, в церковь родня,
Боже спаси тебя и меня!
Таволга, таволга, Волга-Итиль,
Крестик чернёный на белой груди...
С каждым пожаром небо ясней,
Княжич смеётся во сне.
Олина баллада
Гуляла Оля в маковом поле,
Хотела Оля лететь на волю,
Но то ли дети летать мешали,
А то ли люди не разрешали.
Покрылись крылья белесой пылью,
Иссякла сила, смело бессилье.
Гудели пчелы, краснели маки,
Спасали лаем село собаки,
Сырели крыши, не зрели вишни.
Легко ль живётся – повсюду – лишней?
Легко ль просёлком брести – крылатой?
Стань счастье крынкой, стань небо хатой,
Кровинка сердца – слезой молочной,
Текучей, сладкой и непорочной...
Чадит чубушник, чабрец печалит.
Соседкам Оля не отвечает,
Глядит в окошко, считает годы,
Сливает воды, не носит боты –
Босой по снегу, босой по травам,
Босой по скалам твоим кровавым!
Луна ленилась, линяло лето.
Гуляла Оля – не здесь, а где-то.
Ткала рубашки, блины творила,
Пока однажды не воспарила.
Четыре ночи её искали,
Глянь, пятым утром – дрова таскает,
Качает дочку, поёт негромко,
Водица в бочке, в углу иконка.
Хлопочет Оля в саду и поле...
А под подушкой – перо соколье.
Таганай
Поперёк руки талисман тайги,
Поперёк дорог – Таганай.
Вдоль большой реки от себя беги,
Догоняй меня, догоняй.
Где рябины в рост и рыбёшки в пост,
И медведи идут на «вы»,
И таятся тени падучих звёзд
В колыбелях густой травы,
Скорый поезд мчится на Уренгой,
Жёлтым светом зверье слепит,
Не глуши вино пополам с тоской,
Ляг на мшаник и просто спи.
Спи под злые песни великих рек,
Головой привалясь к сосне,
Утопи в болоте невольный грех,
Пусть его похоронит снег.
Сахарком с ладони лосей корми,
Старый паспорт отдай огню.
Тех, кто выйдет к людям, зовут людьми...
Обману тебя, поманю.
Пестроцветной яшмой в камнях мигну,
Спрячусь змейкой среди корней.
Зашипят старухи: пошёл ко дну.
Ты ответишь: ушёл за ней.
В те края, где гордый отряд тайги
Стал на страже туманных круч,
Где не знают нот городской тоски,
Длинных дней и свинцовых туч.
...Перебрав сто тысяч чужих невест,
Китежградов и Палестин,
Ты найдёшь меня на краю небес.
А когда найдёшь – отпусти.
Роза ветров
Человек уходит в горы
Неподъёмно далеко.
Рисовать в снегу узоры,
Ледяное молоко
Пить, дивиться оголтелой
Семицветной синеве.
На вершине ошалелой
Написать: «Я жив, привет!»
Человек уходит в море
Слушать верные ветра,
Побеждать в извечном споре,
Курс и траверс выбирать.
Видеть пальмы и вулканы,
За хвосты таскать китов.
Брать себе чужие страны
Лишь моряк всегда готов.
Человек в тайгу уходит
Испытать себя на прок.
Стать ключом лесных мелодий,