Заставляю себя подняться, что дается мне крайне сложно: каждая мышца стонет и болит, кости, кажется, начинают заново срастаться, голова ватная. И где же хваленая регенерация, когда она так нужна? Морда болит так, что даже приоткрыть больно для причмокивания. Харраса рядом нет. Я осматриваюсь и замечаю его среди волков, он собирает шкуры и связывает их.
Затем глаза сами по себе цепляются за огромную фигуру белого волка, который сидит в окружении молодых волчиц и внимательно следит за всей своей стаей, каждый член которой занят своим делом. Он не смотрит на меня. Трудно сказать намеренно или случайно, но этот факт тоненьким ноготком скребет мне сердце, в чем я не очень люблю признаваться даже самой себе, поэтому моментально заставляю себя не думать об этом факте, разминая затекшее и израненное тело. Иду к дереву, куда я закопала голову, и начинаю раскапывать припорошенную снегом яму.
На раздавшиеся справа от меня шаги не реагирую, так как отчетливо чувствую Гаврана. Он, поняв, что я намеренно его игнорирую, присаживается на корточки и молчаливо наблюдает за мной. Я морщусь от каждого движения, но в итоге вытаскиваю за позвонок голову, которая выглядит отвратительно. Чувствую, что должна принести ее в деревню и показать Пегги. Мне кажется, он будет гордиться мной.
- Ты сможешь идти? – раздается вопрос Гаврана. Я кладу черную как у меня голову рядом с собой на снег и смотрю за спину Гаврану. Многие волки прислушиваются к нашему разговору, делая вид, что заняты своим делом.
Киваю и смотрю ему в глаза, в которые копится и множится напряжение. Он явно видел больше моего в своей волчьей жизни, но всё же даже ему сложно, как бы он ни пытался сгладить углы между мной и стаей.
- Тебе необязательно геройствовать, правда. Тебя повезут на санях.
Я насмешливо выпускаю воздух и представляю, как будут злорадствовать волки и радоваться моему положению инвалида. Нет. Я буду ползти и умирать, но не позволю себя нести.
- Он был прав. Ты не согласишься никогда.
Беру голову и иду в лес на запах. Я сама не понимаю до конца, как это работает, но я точно знаю, куда мне следует идти. Мой внутренний навигатор работает идеально. Я ликую внутри. То, что является нормой для оборотней – для меня один шаг к самостоятельности. Я становлюсь сильнее – и это осознание помогает мне надеяться, что когда-нибудь я вернусь обратно в свой мир. Я смогу снова бурчать на Фари, устраивать совместные ужины, планировать бюджет так, чтобы не умирать с голоду в последнюю неделю перед получением стипендии. И эти светлые мысли в моей черной голове заставляют мои лапы двигаться. Я медленно, хромая, тяжело дышу и уже понимаю, что буду сильно отставать от остальных, но в моем теле как никогда много топлива, который называется стимулом к жизни. А более ничего и нет. Я отчаянно хочу выбраться из этого гребаного зазеркалья. Если получится, то прихвачу с собой Пегги. Конечно, старик наверняка не согласится, но я попробую его уговорить. Ведь его, как и меня, ничего не держит среди этих волкоподобных.
Рядом раздаются неспешные шаги. Краем глаза вижу, как со мной равняется Харрас, приветственно тыкаясь черным носом в загривок. Через несколько метров нас обгоняют оборотни, следуя за Гавраном и его взрослыми волками. Обри среди них не вижу, но отчетливо чувствую его запах где-то совсем недалеко – возможно, даже за моей спиной. Оборачиваться не решаюсь, потому что тогда мои мысли станут очевидными для всех присутствующих.
Проходит час, когда я резко сворачиваю к ближайшей раскидистой ели, под которой можно лечь, и выпускаю из пасти голову, заваливаясь как мешок с картошкой на бок. Это падение простреливает острую боль. Я широко открываю пасть и вываливаю язык, потому что так легче переносится боль. Волки поворачивают головы и притормаживают, рассматривая меня как лягушку на вертеле. Харрас издает громкий рык – и все продолжают движение. В поле моего зрения попадает Обри, он кивает сыну идти за остальными. Тот мешкается и топчется на месте, пока острый как бритва взгляд отца не касается его морды. Харрас бросает на меня последний обеспокоенный взгляд и бежит в начало треугольника из волков.
Я прикрываю глаза и откашливаю что-то тягучее. В нос ударяет металлический запах крови. Снег под телом облегчает мои мучения. Жалобное урчание исходит из моего рта. Язык распух как вата. Я распахиваю глаза, когда сильные руки вожака поднимают меня в воздух и прижимают к себе. Удивительно, какой маленькой я становлюсь, когда оказываюсь рядом с Обри.