Я отчаянно отмахиваюсь от ее нравоучений, но Тея не отстает от меня.
- Ты привыкнешь к нему, возникнут чувства, благодарность за его любовь и верность, за то, что он смог подарить тебе то, что не дал другой, тот, о ком ты не хочешь вспоминать, который отравил мечты. Почему ты считаешь лучшим для себя закрыться ото всех? Это глупо, ты должна идти дальше, думать о том, чего бы хотела добиться. Перестань прятаться за своими страхами, выйди вперед, позволь себе стать смелой. Ты должна переступить через минувшее, иначе какой смысл было прерывать прошлые отношения, которые тебе не принесли ничего, кроме переживаний. Мену - отличный парень, не отталкивай его, он любит тебя.
Тея стояла на своем и не собиралась отступать, убеждая меня день за днем в том, что молодой художник именно то, что мне нужно. Я сопротивлялась потому, что чувствовала к нему только едва заметную симпатию и только, ничего большего. Я наслаждалась своим относительным одиночеством и независимостью, я не хотела иметь обязательств и очень хотела лишь одно из всего перечисленного Теей. Я страстно желала остановиться. Мне нравилась коммуна и веселость ее обитателей, но я и в самом деле хотела постоянства, где - нибудь на одном месте и чтобы с видом на ручей или лес, и множество цветов, и приветливые соседи. Большие города пугали слишком насыщенным ритмом и множеством постоянно спешащих жителей, я не привыкла к этому, но маленькие города, глубоко провинциальные мне нравились, я буквально влюблялась в их неспешность и скучную размеренность, но я была беглянкой, без документов и средств. Я не могла на что - то рассчитывать, кроме угла в старом фургоне и кучки самых необходимых вещей, выделенных мне коммуной.
В вечер после неожиданно отъезда Мену мы собрались вокруг костра, кто - то пил вино, кто - то о чем - то перешептывался с соседом, я же выслушивала очередные излияния Теи о молодом художнике, прислушиваясь к ее словам, не больше чем к комариному писку или жужжанию пчелы.
- Я влюблена, даже не сомневайся, - симпатичная блондинка толкнула в бок своего собеседника и недовольно отвернулась от него в сторону, поджимая губы. - Предмет моей влюбленности, просто, немного непостоянен, я имею право выбора.
Посторонние разговоры смолкли, и мы принялись заинтересованно прислушиваться к словам самой талантливой актрисы коммуны. Девушка обвела присутствующих рукой, словно ожидая нашей поддержки и театрально - наивно глядя на собеседника огромными глазами заявила:
- Я влюблена, серьезно, и возможно, я бы даже отказалась от свободы, помани он меня за собой.
- Наследный принц Танкред?
За моей спиной приглушенно рассмеялись, но блондинка не растерялась.
- Хотя бы и он, я согласна, смазливенькая внешность, аристократ, наследник трона, согласна на него или Демира Калина...
Эффектная пауза и она продолжает:
- Но соглашусь и на Кхана Аканти, конечно, он не принц, но красив, богат и потрясающе харизматичен, к тому же обитает в Нассене, не нужно куда - то за ним бежать и преследовать.
Все рассмеялись, я тоже попыталась, но отчего - то стало по-настоящему страшно, липкая волна прошла по спине, было жутко услышать вот так мимолетно его имя.
- Он же женился.
- Остальные тоже женаты, я не жадная, немного погулять, покутить, привязать и, пожалуйста, он уже у моих ног, разведенный, свободный и на все со согласный. Я очарую его настолько, что он и имени ее не вспомнит.
Актриса откровенно смеялась и рисовалась, вместе с ней шутили остальные, я же ушла, стало невозможно слушать то, что они говорили о нем или мне, не зная ни его, ни меня. Я вернулась в фургон, расстелила постель и уснула, забывшись тяжелым сном. Снился Кхан и то, что он со мной сделала в подвале.
- Возьми его.
Я даже не сразу поняла, что именно касается моих губ, когда Кхан с силой нажал мне на подбородок, заставив открыть рот. Движение и я давлюсь, закашлявшись, пытаюсь отстраниться от него, падаю на пол. Он усмехается и медленно, словно с тайным умыслом, застегивает ширинку брюк, усмехается, потом бьет ногой, вкладывая в удар всю силу. Мне не больно, я ничего не чувствую, спину обжигает о шероховатый камень подвальной стены, звук его шагов заставляет вздрагивать и очнуться от невольного онемения. Я всхлипываю, прикрываюсь руками, куда - то ползу, пытаясь спрятаться. Кхан бьет снова, и снова, и снова... Я забываю о тошноте, когда он опять ставит меня на колени и приказывает открыть рот. Теплый, чуть солоноватый то ли от моих слез, то ли от моей крови, огромный. Кхан крепко держит за волосы, вынуждая запрокинуть голову и, ритмично толкается между разбитых в кровь губ. Я вижу его прикрытые в истоме глаза, слышу протяжные стоны удовольствия, срывающиеся с красиво очерченных губ и, ни о чем не думаю, ошеломленная, оглушенная и испуганная. Он кончает, хрипло стонет сквозь стиснутые зубы, зарываясь пальцами в локоны моих волос. Он удовлетворен, но еще не пресыщен, он любит этим заниматься, но я этого еще не знаю. Звук молнии его брюк... потом я научусь его бояться, впрочем, научусь я в том подвале многому и бояться буду всего, что только может быть связано с Кханом Аканти. Скрип двери, неспешный звук его шагов, холодный насмешливый голос, этого станет достаточно, чтобы заставить меня вжиматься в стену, лихорадочно блестя глазами от не пролитых слез и улыбаться, послушно растягивать губы в слабое подобие улыбки, больше похожей на судорожный оскал затравленного зверя. Вначале он просто бил, превращая меня в животное, насиловал, снова бил и снова насиловал и, когда я совершенно потерялась в тумане страха, он показал мне ужас, его свежие грани. Слуги принесли в подвал стол, обычный обеденный стол, наверное, он стоял за ненадобностью где - нибудь на чердаке. Стол был старый, немного шероховатый, но достаточно крепкий для того, что ему определил Кхан. Он приказывает, я опускаюсь на колени, сама тяну молнию вниз, привычно обхватываю член губами. Он стонет, когда насилует меня, я же боюсь завершения, того, что происходит, когда он кончает мне в рот и отодвигается, застегивая молнию низменно элегантных брюк. Но тогда он не кончил, отодвинулся и приказал лечь на тот самый стол спиной вниз. Я поспешно забираюсь на стол, он встает между моих ног, приказывает обхватить его бедра, я трусливо улыбаюсь и пытаюсь не дрожать. Он тоже улыбается мне, лаская себя рукой, потом наклоняется и почти касается губами моих приоткрытых губ.
- Минет, ты научилась делать замечательно, но оставаться при этом нетронутой дурной тон, не находишь?
Я кричу, срывая голос, судорожно выгибаюсь под ним, пытаюсь дотянуться руками до того места, где он во мне, вытолкнуть его из себя. Кхан внезапно останавливается, потом приподнимается на вытянутых руках, но из меня не выходит, усмехается, словно получает удовольствие от вида моих слез, от моих криков и жалостливых заклинаний позволить мне взять его снова в рот.
- Я думал оставить это на сладкое, но ты столь проникновенно просишь.
Он выходит из меня, я что - то благодарно лепечу и обещаю, не пугаюсь того, что меня переворачивают уже вниз лицом и его ладонь впечатывает мои трясущиеся плечи в стол, не позволяя пошевелиться. Я почти дитя, я не пугаюсь того, что чувствую его член сзади, чувствую давление и толчок, и только потом крик запоздало ударяется о стены подвала, рассыпаясь каскадом ужаса в моих изумленно распахнутых глазах. Размеренные толчки члена внутри меня сменяются на рваные, особенно глубокие и болезненные. Я давлюсь хрипом, теряюсь в радуге слез и мерном скрипе старого стола, принесенного сюда слугами Кхана для того, чтобы тому было удобнее измываться надо мной.
- Мне нужен душ.
Пронзительный звук молнии его великолепно отутюженных брюк, удаляющиеся шаги, скрип двери в подвал. Я думала, что он насиловал меня до этого момента, насилие же только начиналось, богатая фантазия Кхана была действительно неисчерпаема. Он умел заставить себя бояться.