Всё, что в душе накипело, открой.
Зла на меня не таи,
Счастье — туман обратилось росой.
Стой, и пусть провода разнесут эту весть!
Пусть взорвётся гроза, ты скажи всё что есть!
Ведь любовь это не игра.
Комсомолка Зарайкина уже, проклиная всё на свете, думала — что написать в отчёте? Кого обвинить в политической близорукости из-за скандальной патриотической песни? И вдруг сладкий голос Ободзинского и красивая мелодичная музыка, которая уносила в жаркие южные страны, к тёплому ласковому морю, вновь сбили с верного идеологического настроя.
Меня прости и позабудь!
И поцелуй пускай летит в последний путь!
В пустыне мёртвой, где любовь жила,
Зима все скроет добела!
И лишь часы счастливых дней,
Как миражи живут в душе моей.
Я когда сочинял припев для итальянских «Обычных историй», то ни разу не смог нормально пропеть последние две строчки. А Валере хоть бы хны — «дерёт глотку» и улыбается.
Мы снова вставили небольшой инструментальный проигрыш перед вторым куплетом:
Стой уходить не спеши,
Может ещё не поздно успеть
Для беспокойной души
В клочья порвать запретную сеть.
Стой, и пусть провода разнесут эту весть!
Пусть взорвётся гроза, ты скажи всё что есть!
Ведь любовь это не игра.
«Какой голос! — стоя в боковой кулисе, восхищалась хореограф Данута Вайнюнене. — Просто в обязательном порядке нужно включить современное творчество в народную программу! И девочкам нравится».
Проходит день, проходит ночь,
Мы словно звёзды летящие прочь.
На самой кромке забытого сна
Остались клятвы, мечты и весна!
И лишь часы счастливых дней,
Как миражи живут в душе моей…
После того как отгремели овации в конце двухчасовой дискотеки, я вдруг вспомнил, что у нас осталось ещё интервью для газеты «Советская Литва». К слову сказать, в Таллине в это время издавалась «Советская Эстония, а в Риге — «Советская молодёжь». Из этого возникал законный вопрос — кого и чем Латвия обидела, что её даже нет в названии?
— Мужики, хорош с проводами возиться, завтра всё равно здесь же выступаем, — махнул рукой я. — Пошли с прессой общаться.
— А я? — Жалостно посмотрел на меня Космос Иванов.
— А ты? — Задумался я на секунду. — С шишкой на лбу и со сломанным зубом, сядешь за нашими спинами и будешь, скромно кивая, со всем соглашаться. А если живой в Москву вернёшься, то я свечку в храме поставлю Николаю Чудотворцу.
В гримерке перед интервью мы всё же позволили себе налить горячего чая. А корреспондентом оказалась очень красивая литовская девушка. Хотя если бы не её прибалтийский акцент, то от минчанки или москвички отличить сероглазую и русоволосую барышню было бы не возможно.
— Знакомьтесь — это Года Дилма… Дилма…, - попыталась произнести трудную фамилию Зарайкина.
— Года Дилманайте, — быстро протараторила своё имя сама представительница литовской газеты. — Скажите, кто сочиняет ваши чудесные песни?
— Это у нас всё пишет Богдан! — Высунулся с задних рядов Космос Первомаевич. — А ещё скоро мы досочиним настоящий убойных хит — «Белую стрекозу любви», это такие наши творческие планы. На будущее, так сказать.
— Спасибо, — поблагодарила Космоса девушка. — Что вас вдохновляет на творчество?
— Ну, это когда как, — ответил за всех Первомаевич. — Вот если грустно на сердце, тогда лирика прёт, а если весело — танцы. Тут ведь, в творчестве рецептов не бывает…
Я громко прокашлялся и Кос не то сбился с мысли, не то понял, что сейчас лучше помолчать, однако эффект вышел нужный — заткнулся.
— Вы лучше напишите, что у «Синих гитар» начинается целый гастрольный тур, Вильнюс, Рига и Таллин, — сказал я. — И мы, музыканты группы, очень рады, что подарим свою новую концертную программу всем братским прибалтийским народам. Как говорил Сократ: «Если нет общения, нет и дружбы». А музыка, кстати, как и спорт — это универсальные языки общения.
Глава 32
Солнце еле-еле выползло из-за горизонта и сквозь высокие стройные сосны и хилые осинки оно высветило для меня узкую тропу. Какого лешего на самой заре я припёрся в загадочный латвийский Покайнский лес? Да просто головой знатно трюкнулся! Никогда такого не было, чтобы я среди ночи подскочил и, как ужаленный, быстро накинув на себя концертный костюм и пальто, выбежал из гостиницы. Потом залез в микроавтобус и, повернув ключ зажигания, поехал не абы куда, а сторону маленького городка Добеле. Почему именно в Добеле, а не на берег живописной Юрмалы? Я не понимал.
Ведь вроде всё было хорошо. В Вильнюсе три дня пролетели, как один, овации, толкотня и битва за билетами на входе в ДК. На второй день перед гостиницей, где мы жили, первые фанатки написали на асфальте: «Валера — мы тебя любим!»