— На крайний случай смонтировать отснятый материал можно и в Таллине, — добавил ценную мысль Владимир Семёнович.
— Главное сделать всё очень быстро, — на этих словах я принялся натягивать на себя свой концертный костюм. — Вадька, ты здесь остаёшься за старшего. Ваську покорми.
Не прошло, и сорока минут, как служебный Opel Blitz, я подогнал к дому номер 15, Большого Каретного переулка. В одиннадцатой квартире нам дверь открыла супруга режиссёра «Мосфильма», женщина восточного типажа, Инна. Однако Левона Кочаряна дома не оказалось. В образовавшиеся полтора — два часа, я предложил съездить пообедать.
— А у меня другое предложение, — пророкотал Высоцкий. — Давайте сейчас съездим в ДК Горбунова. Там сейчас «Современник» репетирует.
— Зачем? — Насторожился я.
— Визит дружбы, — хохотнул Трещалов. — Заедем, поздороваемся.
— Скажем пару ласковых, — «добавил елея» Владимир Семёнович.
— Хорошо, только без рук, — согласился я. — Не хватало нам ещё с полицией, то есть с милицией неприятностей.
До Филёвского парка по полупустой Москве доехали минут за пятнадцать. Свернул я в одном месте не туда, немного задумался. И честно говоря: скандалить сегодня совсем не хотелось. Нет, высказаться, объяснится с Олегом Ефремовым, как раз наоборот потребность имелась. Но уже на подъезде предчувствия, что одними словами дело не ограничится, у меня были.
— Мужики, только без рук, — предупредил я Высоцкого с Трещаловым перед входом в зрительный зал.
— Не бзди, — коротко бросил Владимир Семёнович.
И в первые минуты, когда мы тихо присели в зрительном зале, где шёл прогон спектакля «Современника» «Голый король», всё было хорошо. Дверью мы не грохнули, стульями не брякнули. На сцене же, одевшись в нелепые костюмы, разом находилось человек двенадцать актёров разного пола. Что они играли, какие фразы произносили, у меня в голове не откладывалось. «Пьеса Шварца, в принципе, плохой быть не может, — думал я. — Эх, побыстрее бы увести отсюда мужиков. Сейчас драка совсем ни к чему!» К сожалению, спустя десять минут Высоцкий не выдержал.
— А что значит ваш голый король?! — Выкрикнул он с места. — На кого вы намекаете? На нашего уважаемого Никиту Сергеевича Хрущева? Да вас всех за подобную «звенящую пошлость» под суд отдать надо!
— По какому праву посторонние в зале?! — Нервно тряся длинными как у хирурга пальцами, ответил с режиссёрского кресла Олег Ефремов. — Убирайтесь немедленно прочь! Иначе я позову милицию!
Высоцкий и Трещалов тоже встали и угрожающе двинулись на главного режиссёра «конкурирующего» театра. Мне ничего не оставалась, как пойти следом, можно сказать — прикрыть спину. Потому что со сцены резко спустились актёры «Современника», которых было гораздо больше.
— Нужно дать им как следует! — Взвизгнул молоденький Олег Табаков. — Я их знаю!
Будущий заслуженный и перезаслуженный артист потянул свои тонкие ручки к вороту моей рубашки, порвать которую я позволить не мог. Поэтому одним движением я эти ручки крепко схватил, вторым движением тело Олега Павловича усадил на зрительское кресло.
— Слушайте вы, Матроскин! — Прошипел я. — Не влезайте, а то убьёт.
— По какому праву! По какому праву, я спрашиваю! — Ринулся на выручку товарищу ещё моложавый Евгений Евстигнеев в картонной короне.
«Мужичок жилистый, сразу видно из пролетариев», — отметил я про себя. Поэтому и Евгения Александровича пришлось одним болевым приёмом, усадит рядом с Табаковым. Не хватало, чтобы он мне в запале дал в глаз.
— Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён! — Гаркнул я. — И ты Кваша не лезь, во-первых нос расквашу, во-вторых, если не доживешь до Барона Мюнхгаузена, я себе этого не прощу!
А в это время Высоцкий добрался до Ефремова и бросил ему в лицо скомканную газету «Правда».
— Не нравится когда «Правду» прямо в лицо тычут? — Пророкотал Владимир Семёнович. — Ты зачем, паскуда, эту гадость написал?! Катьке Фурцевой продался?
— Да я вас сейчас по щекам отхлещу! — Ефремов наконец-то сподобился хоть на какие-то решительные действия.
Однако одно дело решиться, другое дело исполнить задуманное. Одного размашистого леща, который отвесил Высоцкий, хватило, чтобы главный режиссёр грохнулся на пол между зрительских кресел.
— Брейк! Брейк! — Заорал я как рефери на боксерском ринге. — Товарищи дорогие, я попрошу без рукоприкладства! Владимир Семёнович, ну мы же договорились!
— Не сдержался, — прохрипел Высоцкий.
— Вы же сами были у нас на спектакле, зачем же было писать гадость? — Трещалов поднял клочок «Правды» и протянул его в руки Евстигнеева. — Почитай.