Ирина смущенно заулыбалась.
— Репетиции это отлично, — вклинился в разговор Толик Маэстро, — нам бы еще пару песен написать. Не дело это одну и ту же программу играть дважды за вечер.
— Кто про что, а вшивый о бане, — засмеялся я, — напишем Толик, все будет хорошо.
Уже ночью мне приснился странный сон. Я стоял на берегу туманной реки и видел, как в моем направлении с другого берега плывет лодка, в которой кто-то сидит. И чем ближе она становилась, мне казалось, что этого кого-то я очень хорошо знаю. Наконец, незнакомец в лодке развернулся ко мне лицом, и я онемел. Это был я сам, точнее это был Виктор Михайлович Тетерин, которым я когда-то был.
— Как дела, Богдан? — спросил меня Виктор, — как устроился в этой жизни?
— Ничего, — ответил себе я, — вчера выиграли чемпионат по баскетболу.
— А дальше чем займешься? — не унимался другой я.
— Экзамены сдам, — пожал я плечами, — а дальше что делать, время покажет. Но в школу больше не пойду. Пустая трата времени.
— Понимаю, — грустно улыбнулся Виктор, — ну мне пора, удачи тебе Богдан.
И лодка сама без помощи гребца стал удаляться на тот берег. А я стоял и смотрел ей в след, тот я удаляясь махал мне рукой. Я почувствовал, что, что-то неуловимое умерло во мне навсегда. Наконец туман скрыл загадочную лодку из вида.
Часть третья
1
Под монотонный голос математика, всеми уважаемого, но не мной, Николая Андреевича, под скрежет школьных перьев, которые к тому же нужно было периодически макать в чернильницу, жутко хотелось спать. Еще говорят понедельник день тяжелый. Вранье, понедельник день каторжный. Вот представь, лежал ты на море, загорал, купался, питался по системе все включено. И тут хлобысь, вот тебе лопата, вот тебе кайло, вот в той стороне находится светлое будущее, или в другой. Потому что никто наверняка не знает, где. В общем, бери больше, бросай дальше, пока летит, отдыхай. Вот это самое хлобысь — и есть понедельник. Ну, закончил я школу в той жизни, и университет политехнический, почему я должен в этой еще раз слушать про формулы, задачи и теоремы? Хорошо было на прошлой неделе, когда с помощью записки физрука я освобождался от занятий, из-за подготовки к первенству города по баскетболу. Но первенство закончилось. Концерт, дискотеку мы отыграли. Дальше то что?
— Крутов! — услышал я чей-то голос сквозь пелену своих невеселых размышлений.
Потом меня кто-то ткнул локтем в бок. Что ж такое не дают спокойно помечтать.
— Крутов! — крикнул еще раз Николай Андреевич, учитель царицы всех наук.
И я еще раз получил в бок от своей подружки красавицы Наташки Марковой. Вот так, был холостой, сидел на «камчатке» со своим корешем Вадькой Бураковым, проще говоря, Бурой. А теперь все, кончилась свобода, сижу на второй парте с конца с Наташей. А Вадька с Тоней, у него тоже, по всей видимости, закончилась лафа.
— Слушаю вас внимательно, Николай Андреевич, — наконец ответил я преподавателю.
— Я вам случайно не мешаю? — раздраженно посмотрел на меня математик.
— Вот пока вы ко мне не обратились было очень хорошо, а теперь немного мешаете, — с абсолютно серьезным видом ответил я.
Весь класс грохнул от смеха. Бедный математик, подумал я, мучается со мной и меня мучает.
— Повторите, что я только что вам сказал, — настоятельно потребовал Николай Андреевич.
— Это элементарно, профессор, — улыбнулся я, — повторите, что я только что вам сказал.
Народ по новой загоготал, а Санька Зёма от смеха даже прослезился.
— Я вам не профессор, — математик покраснел как помидор, — покиньте немедленно класс! Запомните, вы у меня экзамены никогда не сдадите!
— Плох тот аспирант, который не мечтает стать доцентом, — я встал из-за парты и стал собирать свои вещи, — и тот доцент, который не стремится получить профессора. Кстати, почему вы не пошли в аспирантуру? — спросил я опешившего учителя, выходя из класса.
— Это не ваше собачье дело, — взвизгнул Николай Андреевич.
— Вот в чем ваша проблема, — я остановился в дверях, — вы по жизни не ставили себе больших целей.
Я вышел из класса, и побрел по пустынным школьным коридорам в пионерскую комнату. Кстати я сам себе тоже не ставил больших целей, или я про них забыл. Потому что мечты имеют свойство забываться. Дверь в пионерскую была открыта. Я постучал в нее и вошел. В комнате одиноко сидела Тина Соколова и что-то писала.
— Ты чего не на уроке? — подняла она голову.
— Не сошелся с математиком во взглядах на способ доказательства теоремы Ферма, — я налил себе из стеклянного граненого графина воды.