6
Сутки корабля соответствовали земным часам и когда транспортник проходил мимо Кэритас, была поздняя ночь. В целях экономии электроэнергии повсюду отключался свет, и даже в комнатах зажечь его было невозможно, если, конечно же, не доплачивать. Освещение в коридорах этой ночью было бы лишним – свет звезды отражался от Кэритас и освещал намного лучше, чем тусклые лампы в стоне вибрирующего корабля.
На место встречи, которую назначила Нэхид откуда-то знавшая, что с этой стороны коридора откроется наилучший обзор, Павел пришел уставший, полностью разбитый, ни минуты не поспавший. Ужас по ту сторону его комнаты будто бы вылазил наружу, а потому четыре часа он лежа на кровати только и смотрел в лицо неведомого, неопределенного и инстинктивно-животного кошмара. Уже не раздражал звук капель, падающих с потолка, а вонь воды стала далекой и несущественной. Туманность растворилась в осязаемой тени космоса. Пустота смотрела их проема. Когда же пришло время и о том оповестил заранее установленный будильник, Павел подпрыгнув с кровати и выбежал из комнаты с мыслю, что этой ночью сюда не вернется.
Прежде чем Павел своими уставшими, тревожными глазами успел разглядеть Нэхид, он заметил вытянутую красную фигуру, показавшуюся в конце коридора. Женщина вышла в необычном облачении – на ней была алого цвета мантия до самых щиколоток с длинными свободными рукавами; завязаный пояс подчеркивал ее узкую талию и ласкающий глаз изгиб в бедрах. На голове у Нэхид был капюшон, в плечах переходящий в того же цвета длинный плащ. Черные волосы из под накидки как с нежностью в прикосновении укладывались на ее груди.
– Вы совсем плохо выглядите, – сказала Нэхид. – Сегодня вам нельзя в каюту одному, иначе сойдете с ума. – Она обернулась к стеклу, подойдя к нему впритык. – Пустых людей все больше и только безумие уживается с такими. Правда, Павел?
Он смотрел в ее спину. Нэхид говорила так уверенно, что становилось спокойнее, но и этого было мало. Возникло острое желание кого-то, кто имеет силы, попросить о времени, чтобы дали больше времени его слабому рассудку; не оставили его разум блуждать в космосе, в котором можно только падать.
– Вашу богиню просят? – сам того не ожидая задал вопрос Павел. Нэхид немного помолчала не отводя взгляда от ночи, что за стеклом.
– Павел, время чудес закончилось, – обернулась она с чуть заметной улыбкой. – Богиня пре-дос-тавила нас самим себе и только в себе можно найти силы… или друг в друге, находя свое же в других, – уточнила она свою мысль. – Я вижу, вы не понимаете меня. Но это ничего. – Она помолчала всматриваясь в пустые глаза Павла, которые все перестали понимать. – Что же вы там стоите? Подойдите. Сейчас мы увидим.., – она закрыла глаза, медленно, приподнимая подбородок вдохнула через нос, и на выдохе сказала протяжно, с благоговением: – Красоту.
Как из угла, снизу, показалась она – Кэритас, огромная как звезда и быстро наростающая с приближением корабля. Планета эта красноватая, будто повсюду изрезанная золотыми реками, похожими на стволы деревьев, от которых причудливо, уменьшаясь в диаметре, отходят множество ветвей, но больше это похоже на реки и ручьи, которые вспыхнули огнем при свете недалекой звезды. Кэритас все росла и увеличивалась на глазах.
– Это чудесная планета. Она поистине центр Прекрасного, его источник. В сестринстве говорят – и я в это верю, не могу не верить, – что с нее началась Вселенная и космос тогда был не таким пустым, – говорила Нэхид не отрывая взгляда от горящих и словно бликами мерцающих рек планеты. – Космос был прекрасен, а Красота всегда стоит у врат вечности, у врат Кэритас. Вы знаете, что Кэритас ознает Любовь? Вы ее потеряли, Павел. С ней утратили все, что имели. – Она бросила на него краткий взгляд, но Павел молчал, не сводя глаз с планеты. – Она сейчас изменится, – как пророчица предсказала Нэхид.
На их глазах Кэритас стала меняться в окрасе с красноватого с золотистыми реками и будто бы отходящими от них ручьями в переливающийся сине-голубой, с различными оттенками зеленого цвета. Создавалось впечатление, что можно было разглядеть горы и впадины, а Павлу даже показалось, что он видит нечто наподобие города, но лишь сухо сказал:
– Она огромна.
– Если вы не впечатлены ее Красотой, то, Павел, вы не оставлять мне шанса дожить до старости. Разве Прекрасная Кэритас не отгонять от вас этот жуткий страх, которым наполнен ваш несчастный взгляд?
Павел, плохо улавливающий мысль собеседницы, повернулся к Нэхид. Он и не заметил, как почти с минуту она только и наблюдала за ним, а не за прекрасной Кэритас, которой так сама восхищалась. Живой взгляд Нэхид очень смутил Павла. Ему стало стыдно за блеклость своего существа, за отсутствие жизни в себе. Пришлось отвести взгляд к Кэритас, к которой совсем ничего не чувствовал. Он понял, что Нэхид надеялась пробудить его, и в этом Павел ее подвел. Очень тому он сожалел, но что можно сказать в свое оправдание? Это tantibus esse.
– Красота сильнее всех тревог и страхов. Прекрасное лечит, Павел, но вы не признаете этого, – сказала она, не отрывая от него взгляд. – Пойдемте, – протянула Нэхид ему руку ладонью вверх, – вам наконец надо выспаться.
Нерешительно, с некоторым опасением он посмотрел на ее нежную ухоженную ладонь, но не мог не прикоснуться к ее коже – к этой гладкой, теплой поверхности, в глубине которой таится женское необъяснимое начало: в ней сама жизнь, к которой так хочется прикоснутся, но всякий раз соприкасаясь, Павел чувствовал, какая между ним и жизнью неизмеримая пропасть. От мысли этой холод как длинной иглой врезался в его мозг.
Нэхид повела Павла вглубь коридора, откуда пришел он. Ее алая мантия, подобно Кэритас, в свете отраженного от планеты свечения звезды, переливаясь, играло бликами в постепенно сгущающемся сумраке.
Корабль медленно поворачивал, пользуясь притяжением планеты, чтобы сменить курс.