Он забежал в просторный зал, пустующий, весь обставленный столиками под дерево и с экранами на стенах в виде окон, за которыми леса, уже исчезнувшие, и животные давно вытесненые и истребленные огромными пустынями и городами людей. Освещение здесь столь же блеклое, как на всем этом старом корабле. От этого в глазах постоянно плывет и размазывается в очертаниях как при тумане. Как же не хватает солнца!
Пройдя вглубь безлюдного зала, Павел сел за столик положив перед собой руки и сомкнув в пальцах, чтобы не видеть их дрожь. Космос все еще блуждает по коридору, но пока еще не вползая в зал кафе. Успокоиться невозможно – нет опоры. Все мертво – все неживое, замершее, холодное. И в нем – Павле – жизни нет – он пустая оболочка без души и сердца; он – сплошная туманность и звезда его в груди рассыпалась пеплом и сгустками растворилось в ленивой крови, все медленнее следующей по артериям.
Он вздрогнул от голоса подошедший со спины официантки.
– Что будете заказывать? – она мило улыбалось, и лицом была очень хороша собой. В ней красота – в девушке опора мира, а природой она, как и Нэхид, стоит у врат чего-то великого. Павел стал успокаиваться. Дрожь, отпрянув от конечностей, стала погружаться внутрь – засядет там выжидая момента. Не знает Павел, как червя этого вытравить из своего нутра.
– Может что из алкогольного у вас осталось? – с изнеможеным взглядом и придавленным голосом спросил Павел.
Чаруюшая улыбка с лица официантки сошла. При виде Павла и его мучительной тревоги, которая изливалась всем его видом, ее взгляд, сделавшись сочувствующим, разбавился каплей беспомощного желания помочь.
– Извините, – пришлось сказать ей, – но уже давно нет.
– Может тогда что-нибудь на ваше усмотрение? – Он физически чувствовал весь свой жалкий вид, от чего сам себе становился неприятен.
– Вы долго собираетесь сидеть? – украсив свое молодое лицо, вернула улыбку на губы, готовая хоть и мелочью, но помочь жалкому видом посетителю.
– Думаю.., да, – ответил бледный Павел.
– Тогда я вам кофе принесу. У нас в резерве спрятан отличный кофе. Только прошу, не говорите об этом никому, даже своим друзьям. Хорошо? – говорила она с теплом и дружелюбно, будто Павел для девушки совсем не посторонний человек.
– Спасибо, – постарался он приободриться, тем обозначая, что помощь официантки для него неоценима, – Вероника, – разглядел ее имя на белоснежной блузке с темным фартуком поверх.
Официантка ушла, а с ней и единственно живое, что есть в этом пустом помещении имитирующим окна с земными пейзажами – призраками когда-то существовавшего. Когда жизнь уходит, наступает тишина, от которой и бежал Павел из комнаты. Руки затряслись, челюсти сжались, пот стал пробиваться на лбу.
– Вероника! – не ввыдержа оглянулся он. – Вероника! – но никого – стойка пустая. Он опустил голову к сцепленым на столе рукам стараясь успокоиться.
– Вы звали? – вздрогнув, Павел оглянулся – девушка за стойкой.
– Не уходите далеко, – чуть не умолял он ее.
– Извините? – не поняла Вероника.
– Вы можете включить музыку? – поняв абсурдность своей просьбы, попросил он.
– Так она играет. Может сделать погромче?
– Да! Будьте добры.
Стараясь сдерживать приливы не имеющей меры паники, которым – казалось – нет конца, Павел пытался удерживать внимание на руках, вспоминая приятные очертания лица Нэхид с ее глубоким, до краев наполненным смыслом светлым взглядом.
Тоненькая ручка Вероники аккуратно, даже не стукнув, опустила блюдце с чашкой кофе на стол.
– Вы сделали громче? – стараясь не дрожать в голосе, спросил он девушку как можно мягче, будут очень благодарен ей даже за то, что она здесь – сама жизнь и источающая жизнь, от чего тепло и отрадно, в противовес ему самому – Павлу, который и смысл утерял, а с ним и жизнь, и теперь вовсе даже и не существует. Это нельзя назвать существованием. Он – пустота, небытие, ничто выглядывающее из арки.
– Да. Как вы и просили, – добродушно удивилась Вероника.
Tantibus esse изнемогает душу и делает ее глухой, тем иссушивая сердце, которого у Павла уже и нет – сгустки его, пеплом осыпавшегося, медленно растворяются в остывающей крови.
– А где все? Где посетители?
– Извините, но может вам не стоит кофе? Может лучше отдохнуть? – забеспокоилась искренне заботливая Вероника.
Совсем не помня как вернулся, Павел проснулся у себя в комнате, как обычно не выспавшийся, но с невыразимым облегчением вновь осознавший, что условное утро вошло в силу на этом бороздящим вечную ночь корабле. Тоскливой легкости утра всегда сопутствовала тягота ожидания предстоящих мучений, в синдромах tantibus esse так замечательно себя раскрывающих.
– С вами все в порядке? – заметив совсем плохой вид Павла, этим утром поинтересовалась Нэхид.
– Нет, – признался он. – У меня, похоже, tantibus esse. Признаюсь, – сглотнув, он грустно потупил взгляд к столу, – я уже в отчаянии.
– Я в курсе, – прямо заявила Нэхид. – Вам действительно так больше нельзя. Но потерпите. Сегодня ночью все пройдет.
– Что будет сегодня ночью? – Надежда блеснула в его глазах.
– Вы забыли! – претенциозно воскликнула своим чарующим восточным акцентом Нэхид. – Сегодня, то есть ночью, мы пролетаем мимо Кэритас – Прекра-а-аснейшей планеты. Вы дали мне слово, помните? – наклоняя голову всматривалась она в усталые глаза Павла.
– Помню, – разочаровано ответил он, ожидавший совсем иного – что может дать хоть йоту надежды среди его расширяющейся пропасти кошмара.