Бриться каждый день - это бессмысленная роскошь для таких, как Детектив, который просто не может себе позволить выглядеть плохо перед Джульеттой, или Инспектора, который о своих усах заботится больше, чем о делах, которые ведёт. Всё, на что его хватает по утрам, это залиться порцией чая или кофе и пригладить чёрную, с проседями на висках шевелюру чтобы в глаза не лезла. Благо, носит форму, и об одежде заботиться нет нужды.
Кружка у него, к сожалению, не магическая, и её содержимое испаряется слишком быстро. Проводник смотрит на свою вытянутую с ней руку, чертыхается и всё-таки встаёт, чтобы налить ещё.
Раньше мог пить обычный бренди сутками, но Валери загрызла его, называя пьяницей, а Шулер, смеясь, посоветовал смешивать алкоголь с благородными напитками, чтобы ни у кого повода не было так его называть.
Странно, но сработало.
Проводник поднимает с пола початую бутылку бренди и пытается понять: насколько её ещё хватит, прежде чем снова придётся наведаться в «Ред роуз», и, плюнув, мешает в тех же пропорциях.
Сегодня в голову даёт сильнее, чем обычно. Ноги ватными становятся куда быстрее, и, не удержав равновесие, Проводник чуть не падает прямо на раскалённую конфорку. Удерживается только благодаря сложенной почти до потолка стопке журналов прибытия и отбытия, упирается в неё всем весом и, снова чертыхнувшись, пытается отхлебнуть из кружки быстрее, чем успеет пролить.
И всё даже хорошо заканчивается, но ему так только кажется. Ровно до того момента, пока с самого верху его не пришибает толстенным журналом.
Надо же было именно ему свалиться Проводнику на голову!
Он болезненно щурится, потирая ушибленную скулу, и осматривает небольшое помещение сторожки: печка, кресло, старое, не работающее ТВ у окна с погнутой антенной, в другом конце несколько полок с продуктами - вот и всё личное пространство. Остальное завалено журналами, и если бы мэр увидел, точно пришёл бы в ужас. Сколько раз он просил Проводника содержать их в порядке или же принести ему на хранение.
Как же, такие важные записи.
Его записи.
Проводник хмурится, с обречённым вздохом растрепывает последние остатки приличной причёски на голове и признаёт, что пора бы уже наконец-то навести здесь хотя бы подобие порядка. Хотя бы ради того, чтобы эти бумажки его самого отсюда не выселили.
Собирается просто разложить в хронологическом порядке и убрать в специально оборудованный для хранения подвал, но каждый журнал зачем-то открывает. Пролистывает, ловит взглядом перечёркнутые имена и сам не замечает, как кружку в его руке заменяет бутылка. Каждая новая страница для него всё тяжелее, кажется, титановый лист переворачивает, а не пожелтевшую бумагу. Имена вереницей в сознании кружатся, в клетку его запирают, и куда ни посмотри - везде они. Очертания приобретают, словно оживают.
Когда на душе становится совсем погано, Проводник бросает это дело, откладывает на потом - как и всегда - и решает прогуляться хотя бы по вокзалу.
Если не выберется оттуда - точно сойдёт с ума.
***
Первое, что полюбил Проводник в этом странном городе - прогулки по ночному вокзалу.
В хорошую погоду через полуразрушенный, но всё равно сохранивший свою красоту стеклянный купол видно ночное небо с россыпями созвездий, а временами, если задержаться подольше, то и желтоватый бок луны, выглядывающий из-за проржавевших балок, застать можно.
И ни души вокруг. Только сверчки на заросшем травой перроне кружат и поют друг другу, миниатюрными фонариками подсвечивая разбитый асфальт.
Проводнику нравится ходить по платформе между путями, отпинывая на рельсы камешки и небольшие куски покрытия, наблюдая за тем, как они исчезают во тьме.
Первое время, когда только попал в город, он днями и ночами пропадал в вышедшем из строя после аварии поезде, пытаясь восстановить его, чтобы хотя бы попытаться вернуться обратно, но... С тех пор прошло много лет, Проводник изучил каждый вагон, до мельчайшего винтика перебрал, пока не понял, что всё бесполезно, и длинная железная махина не более чем антураж вокзала, и окончательно потерял к нему интерес.
Это место стало его домом, пускай и времени на это ушло много. Здесь и только здесь он единственный хозяин и места, и самого себя. Здесь он всегда может успокоиться, если что-то... идёт не так.
Мог, вернее.
Сегодня же, когда ему больше всего это нужно, в его доме селится новая хозяйка.
Потусторонняя ночь туманом укрывает купол, делая прозрачное стекло чернильно-чёрным, протягивает сквозь выбитые участки свои мерзкие щупальца, одним прикосновением приговаривая всё живое вокруг.