Хорошо ещё, что Иван помнил досконально, в какой палате он лежал тогда, помнил, как располагались корпуса госпиталя. Вопрос только, как проникнуть в помещение, чтобы не вызвать подозрений. Стоп, какое-то обрывочное воспоминание постучалось ему в го-лову. Давнее-давнее. Вроде бы, когда он начал приходить в себя там, в прошлом, престарелая нянька, которая делала ему уколы, сказала, что недавно к нему приходил старший брат. Да-да, точно. Но откуда у него братья, отродясь не было. Точно, он ещё тогда подумал, что ему это показалось, что это всё ещё бред, поэтому он не придал значения словам. Брат. Хм, брат. И вдруг его озарило, и всё стало ясно. Миг - и он уже стоял у госпитальных ворот. В обычном спортивном костюме, без всякого оружия и масок, и со своим настоящим лицом. Старенький, потёртый паспорт он материализовал ещё раньше. Всё, вперёд.
Вот он, шестой корпус. Надо же, чугунная скамейка у входа, на которой он обычно ку-рил, так и осталась на прежнем месте, сохранились даже плохо закрашенные буквы "ЗА-ХАР", выцарапанные им же самим. Иван грустно улыбнулся, чувствуя, как душа его пере-полнилась воспоминаниями. Эх, знал бы он тогда, что с ним будет сейчас. Интересно, а как бы он поступил в этом случае. Так, не время размышлять, надо действовать.
- Поймите, он в очень плохом состоянии. Мы опасаемся за его жизнь. Никаких посещений, - говорила женщина хамоватого вида, сидевшая на проходной.
- Поймите и вы, я ему не посторонний человек, я - его брат, вот мои документы, да вы и на меня посмотрите... -
- Что мне на вас смотреть? К таким больным посещения запрещены. Мы надеемся на лучшее, но, это только надежды, -
- Вот потому-то я и хочу увидеть его живым, пока есть возможность. Может быть, ему станет лучше, -
- Вы доктор что ли? -
И тут Иван психанул. На секунду он вошёл в тонкий мир и прямо влез в голову санитарки. Есть.
- Я не доктор... -
- А почему тогда... -
- Но я вам так скажу, Наталья Ивановна Клешнёва, вам, видимо, придётся пожалеть о том, что я не доктор, а именно тот, кем я работаю. И вам, и вашему мужу, который уже много лет отмывает деньги через реабилитационный центр при Министерстве Обороны... -
Женщина охнула и сжалась на стуле, глаза тревожно забегали.
- Работа у нас такая, всё про всех знать, - произнёс Иван заезженную фразу, - документы показать.
- Н-не-не надо... -
- Нет, я не из полиции, выше берите, выше. Ну что, я думаю, что меня сюда не пустят. Я пошёл, всего хорошего, если оно вообще будет, -
- Стойте! Проходите, пожалуйста, конечно же, проходите, он лежит... -
- Четвёртый этаж, палата интенсивной терапии, прямо по коридору пятая дверь, -
- А, д-да, откуда... -
- Работа такая. Не переживайте, Наталья Ивановна, мы нашли с вами общий язык. Я доволен. - и с этими словами он, накинув висевший на гвоздике халат, быстрым шагом поднялся по лестнице.
За дверью стола тишина, только жужжали и пикали какие-то приборы. Иван глянул на амулет, который Андрей перед этим смочил в своём аквариуме. Теперь он светился толь-ко наполовину, говоря о том, как мало осталось энергии. Вздохнув, сталкер открыл дверь.
Бледное, утыканное иглами и проводками тело, заросшее щетиной, с ввалившимися глазами и сероватым лицом лежало на белой кровати. Боже мой, как разительно отли-чался этот полумёртвый человек от теперешнего Ивана. Ему стало противно и стыдно, очень стыдно от мысли о том, что когда-то давно он сам позволил себе превратиться в такого полудохлого бродягу, сам себя изничтожил и сжёг алкоголем и низменной, порочной жизнью. Неужели это он был таким? Бррр. Он и жалости не достоин, только презрения.
Так, в палате никого. Значит, надо ждать. Хватило бы энергии. Иван сел за стол в углу, открыл какой-то талмуд, исписанный непонятным почерком, и сделал вид, что глубоко занят изучением этой бредятины.
Скрипнула дверь. Иван напрягся, замер. Шаги, санитарка с ведром и шваброй прошла мимо него, поставила на пол свои причиндалы и приблизилась к кровати, словно пытаясь вымести из под неё пыль. Иван обернулся...