- Хм, голова, однако, - повернулся Валентин, - давай, двигай, -
Руки слегка тряслись, ремешок прибора ночного видения прилип к потному затылку. Толкнув дверь, наёмник шагнул в ночь, осторожно ступая по сухой хвое. Зелёная картинка перед глазами двоилась и покачивалась, ночник тихо жужжал. Пальцы, сжимавшие металлическую рукоятку, стало обжигать холодком. Блин, перчатки забыл. Осторожно, пригибаясь к земле, Иван миновал свободное от деревьев пространство, и, скрываясь за кривыми, изувеченными стволами сосен, медленно двинулся вперёд, взяв курс прямо на овраг. Проклятый ночник, от его жужжания не слышно толком окружающих звуков, а это плохо. Впереди замаячила куча камней. Короткая перебежка, и Иван притулился за угловатыми булыжниками. Так, вон он, овраг, а вот и костерок мелькает. Ага, точно, кто-то сгорбившись, ворошит огонь палкой. Ну что, аккуратно зайти сзади и огреть прикладом по голове. Стараясь не шелестеть, осторожно ставя неудобные, тяжёлые ботинки на предательски хрустящую листву, наёмник подбирался всё ближе, готовясь в любую секунду рвануться вперёд и нанести удар. Глухое буханье сердце слышалось даже сквозь жужжание прибора, пальцы намертво стискивали автомат, на лбу выступил пот. Так, ещё чуть-чуть. Он смутно видел склонённый затылок, широкую спину и лежащий поодаль пистолет-пулемёт. Хорошо лежит, не дотянется сразу. И ещё чуть-чуть...
Зелёная картинка вдруг заметалась и погасла, опустив пелену черноты на глаза. На се-кунду Иван застыл. Проклятье, батареи, верно, сели! Не дыша, аккуратно, наёмник поднял на лоб сдохший ночник и заморгал, привыкая к темноте. Что за чертовщина! Вот овраг, вот деревце, но где костёр, который по идее без прибора виделся бы гораздо ярче? Пусто, только гнилой пень скособочился там, где только что сидела его жертва. Повинуясь какому-то инстинкту, Иван резко обернулся... Перед ним плотной стеной клубился фиолетовый туман! Туман! Тот самый, из его кошмарных снов! Его затрясло, ноги подкашивались, в панике он нажал на спуск и вспорол мутное пространство длинной очередью, многоголосным эхом раскатившейся по ночным оврагам и пустошам. Фиолетовая пелена всколыхнулась и потекла ему под ноги, наполняя душу леденящим, животным страхом. Иван выронил автомат, ринулся прочь и тут же влетел в лиловое марево, поднявшееся из оврага и предательски поджидавшее его сзади. Всё исчезло, оставляя лишь непроглядные сгустки пространства, застревавшие в горле при каждом вдохе, вызывая головокружение и новые приступы ужаса. Где-то вдали загрохотал пулемёт из сна, донеслись крики. Шатаясь, он отступал, готовый вот-вот рухнуть и испустить дух. В ушах зашумело, глаза заплывали пеленой, как обычно бывает при удушье. Он даже не дёрнулся, когда ему на плечи легли сзади две жёсткие, сильные руки, удерживая от падения.
- Не оборачивайся, - предупредил спокойный, твёрдый, но беззлобный голос, - не оборачивайся, Иван Захаров, -
Не было даже сил разжать губы и спросить, кто ты, но этого и не потребовалось:
- Ты всё узнаешь, Иван, но тогда, когда придёт время, а сейчас слушай внимательно, - голос звучал прямо над ухом, - твой путь не окончится завтрашним днём, как бы ты этого ни хотел, дорога твоя домой, так получилось, растянулась так, что и подумать страшно, тебе страшно, но мой выбор пал на тебя, поэтому, тебе придётся выполнить то, что я тебе скажу. За что? Как у вас говорят, за всё хорошее. Но это не ирония, а именно за всё то, что я нашёл в тебе, не найдя в других. Твоя дорога домой теперь лежит через 38 параллель, через место, которое называется Седая Падь. Запомни, 38 параллель, Седая Падь. Повтори! -
- 38 параллель... - язык ворочался на последнем издыхании, - Седая... Падь... -
- Молодец. А теперь слушай главное. Сейчас я отпущу тебя, а ты не медли, и иди туда, куда я сказал. Я буду ждать тебя там, и там ты узнаешь всё, что должен узнать, а дальше, дальше выбор за тобой. Понял? -
- ... д-да... - он уже задыхался совсем.
- Иди, и не медли, - голос словно улетал вдаль, отзываясь эхом, - и только тогда будешь свободен, -
Земля накренилась под ногами, и наёмник полетел в чёрную бездонную пропасть за-бвения...
Левая рука, скрюченная, придавленная, ломила под тяжестью тела, лицо лежало в чём-то липком, шум в ушах стоял неимоверный. Иван открыл глаза и увидел лужу крови, вздрагивающую от тихо скатывавшихся в неё багровых капель с перемазанных белых пальцев мёртвой руки, свешивавшейся со скамейки. Он приподнялся и встретился взгля-дом с мутными белками закатившихся глаз Валентина. Напарник, завалив голову на бок, полулежал на скамейке, из вывороченного клочьями мяса, располосованного ножом, горла, сочилась кровь. Пол под его ногами был засыпан пистолетными гильзами. Хрипе-ние сбоку заставило вскочить, превозмогая боль. Марат сипел и булькал в углу, сквозь зиявшие дыры в броннике со свистом втягивался воздух в пробитые ножом лёгкие. Иван бросился к нему, хлопая по щекам: