― А почему ты не требуешь работы? – спросил Клим тунеядца.
― В итоге всем достанется работа, – ответил тот. – Им нужно понизить уровень безработицы, так? Я бы и не пришел сюда, но жена заставила. Не может она наблюдать за моим бездействием, не верит словам моим. А я прав! Ты видел где-нибудь бездомного? Хотя бы одного? Вот же. Иначе зачем тогда увольнять и негодовать о безработице? Только притоны тунеядцев иногда находят, но всех же направляют на принудительные работы. Может и нам найти эти притоны..?
Он задумчиво опустил взгляд, словно в поисках подсказки на своих ботинках или россыпи окурков.
В словах незнакомца сквозила логика, так необходимая всем, но Клим не хотел ждать, а намеревался сдержать обещание и взять свое. Он вновь огляделся; человеческое море бушевало и волновалось, головы голые или покрытые шапками, качались и кивали в такт словам особо голосящего просителя.
— Почему не пускают никого? – спросил он снова тунеядца.
— Всем не хватает места. Только некоторые проходят, но секрета не открывают, как им удалось.
Виляя между тунеядцами, натыкаясь на спины и плечи, Клим подошел к главному входу в здание. Сквозь шум и гам спросил в ухо у охранника «сколько?», после ответа постоял, подумал, чуть снизил ставку, вновь поторговался, и вскоре вложил в карман охранника свернутые купюры в затребованном количестве. Поднялся на ступеньку-вторую, а на третьей — другой охранник: скалится, смотрит прямо и словно не замечает его, но уши приготовил, чтобы слушать и запоминать. Клим вновь спросил, подумал, предложил, подумал еще раз, и очередные свернутые ассигнации спрятались в кармане униформы. Следующие ступеньки, считает, радуется, но в дверях его встречает представитель бюрократии: карманы его глубже, а уши больше. С похудевшим кошельком Клим, наконец, вошел в здание биржи труда.
От двери и дальше виляют и прячутся коридоры лабиринта биржи, заполненные работниками и просителями: каждый сидит в прозрачной кабинке за столом, тянет руки к сотруднику биржи, перелистывающему кирпичи томов, втыкающему носы в мониторы компьютеров, но по-прежнему вертящему отрицательно головами: работы нет.
Стирая подошвы, Клим обошел весь первый этаж, второй, выше, на лифте поднялся на самый верх и там, в ворохе бумаг и сотрудников, отзвуках кашля и ругани, шепелявой мольбы, он нашел свободный стол и скучающую молодую сотрудницу, всем видом выказывающую желание помочь, найти, трудоустроить. И вот он, разительно отличающийся внешним видом от остальных нерадивых просителей, приземляется перед ней на деревянный жесткий стул и едва ли не пальцами указывает на свое превосходство вкуса и стиля перед всеми тунеядцами. Он уверен, это должно ему помочь найти работу незамедлительно.
Сотрудница улыбается широко и радушно, записывает его личные данные, стучит ногтем по столу в такт секундной стрелке и, минуту спустя, показывает внушительный список вакансий, подходящих его образованию и стажу. Вздохнув с грустью, не забывает добавить поправку: все вакансии забронированы.
— Как же это так: «забронированы»?! – восклицает Клим, но сразу жалеет о своей несдержанности.
— Все свободные вакансии забронированы для выпускающихся в скором времени студентов нашего города и страны.
— А я? Все остальные нуждающиеся в работе? Как нам жить? Как исправить ошибку? Снизить уровень безработицы, это нужно всем, это главное! Я готов! Позвольте…
— Вы и другие… тунеядцы сами виноваты в своих ошибках, и никто не обязан помогать их исправить, так ведь? – сотрудница биржи вновь широко улыбнулась ему.
— Но для чего здесь сидят все эти работники? Зачем нужна биржа труда, если она не может трудоустроить…? – голос Клима захрипел и упал до шепота.
— Это наша работа и мы каждый день помогаем своей стране и ее добропорядочным гражданам! – девушка слегка привстала, устремив взор сначала вдаль, а после сурово посмотрела на Клима, словно на глупого школьника, не понимающего предмет, не желающего понять основы жизни.
Клим дышал часто и кратко, сжимал кулаки, намереваясь излить скопившийся гнев и боль несправедливости, никто не спросил, почему он был уволен, как и подобает, все винят его. Он услышал тяжелый гул где-то в глубине себя, своей головы, в ушах застучало, и сквозь шум он различил громкий стук: в соседней кабинке проситель-тунеядец ударил кулаком по столу, требуя немедленно предоставить ему работу. Вокруг него вскрикнули сотрудницы биржи, остальные просители насторожились, а из полумрака лестницы и распахнутых ртов лифтов появились охранники, блестящими дубинками сверкая на редких солнечных лучах, неумолимо вежливо прося разбушевавшегося тунеядца пройти за ними, дальше, вниз, прочь из здания, напоминая ему о необходимости соблюдать нормы поведения и правила общения. Едва болтающиеся створки дверей, ведущие на лестницу, сомкнулись за широкими плечами охранников и узкими согбенными — безработного дебошира, Клим услышал приглушенную возню, глухие вскрики и удары.