Живи счастливо, Ревекка, и постарайся жить достойно.
Твой любящий отец,
Джон Кларксон
61
Ребекка сморгнула слёзы и перечитала письмо ещё раз, медленнее. Все эти потерянные годы, пока он был в лечебнице, вся ложь и обман, которые сформировали её жизнь. Когда она закончила читать во второй раз, единственное, о чём она могла думать, было то, что её мать звали Констанс. Она молча посмотрела на мужа, не замечая, как по её лицу медленно текут слёзы.
Рич прижал её к себе, его голос согрел её щеку. «Не плачь, милая. Можно я прочту?»
Она не могла говорить, только кивала и проводила руками по глазам. «То, что он написал… я так его любила, это меня тронуло. Да, прочти, Рич, увидишь».
Он снова обнял её, взял страницы из её рук и отступил. Она ожидала увидеть беспокойство в его глазах, пока он читал, и увидела, но увидела и кое-что ещё. Нетерпение? Едва сдерживаемое волнение? Она провела рукой по глазам, повернулась к экрану и протянула руки, чтобы согреть их, но тепла было мало, только имя её матери. Констанс Райли. Она чувствовала себя как слепой, внезапно прозревший, но то, что она узнала сейчас, не принесло ей утешения.
Джемма убила Нейта и вышла сухим из воды. Её отец и Нейт украли девяносто миллионов долларов в облигациях на предъявителя. И её мать – нет, не мать; Кейтлин была её сводной сестрой. Ничто из того, во что она верила, не было реальностью. Она не могла всё это принять. Неудивительно, что Джемма подстроила на неё нападение, чтобы заполучить эти облигации. Она была для Джеммы никем. Она ждала, наблюдая за выражением лица мужа, когда он снова читал письмо, так же, как и она.
Рич поднял взгляд от письма и сказал мягким, честным голосом: «Послушай меня, Ребекка. Джон Кларксон любил тебя больше всех на свете. Никогда не забывай об этом. И он рассказал тебе всё в этом письме. Он бы рассказал тебе…
Много лет назад, когда он думал, что ты уже достаточно взрослая, чтобы знать. Он пытался защитить тебя.
«Да», — наконец сказала она, и голос её дрогнул. «Он бы сам мне сказал. Когда мне было восемнадцать? В двадцать один?»
Рич снова посмотрел на страницы и медленно покачал головой. «Я никогда не сомневался, что он был блестящим мастером в том, что считал правильным. Я восхищался им. То, что он пишет, Ребекка, трудно принять, во что поверить. То, что они с Нейтом сделали, взяв эти деньги, он действительно считал, что совершил благородный поступок, правильный поступок. Он считал это оправданным».
Она сказала тем же голосом: «Даже если это правда, они с Нейтом всё равно украли целое состояние, используя облигации на предъявителя, и оставили его себе. Он знал, что Джемма убила Нейта, но ничего не сказал, скрыл это. И он сожалеет, что Нейт не добился справедливости из-за соглашения, заключённого с Джеммой? Это было его рук дело, хотя он, по его собственным словам, любил Нейта с детства. Каким же он был человеком на самом деле?»
«Я с тобой согласен. Справедливости для Нейта не было и не будет. И всё же твой отец и Нейт умудрились украсть девяносто миллионов долларов, предназначенных для иракских ополченцев, и никто об этом не узнал. Помни, Ребекка, он не потратил деньги; он их спрятал. Он предоставил тебе решать, что с ними делать».
Услышав её молчание, он продолжил: «Он называет тебе имя твоей родной матери, Констанс Райли». Он улыбнулся ей и погладил по руке. «Как думаешь, ты наполовину ирландка?»
Какая мысль пришла в голову Ричу, словно это было важно. Она посмотрела на него и увидела его полуулыбку. Он просто пытался её успокоить. Поэтому она улыбнулась ему в ответ. «Может быть», — сказала она.
Он задумчиво сказал: «Я помню, ходили слухи, что твой отец убил своего давнего друга, но мало кто им верил. Но, Ребекка, с этим покончено, и он предоставил нам с тобой, дорогая, сделать следующий шаг. Подумай, Ребекка, девяносто миллионов долларов в облигациях на предъявителя, спрятанные где-то, и твой отец пишет то, что, как ты уже знаешь, приведет тебя туда, где они с Нейтом их спрятали. Это стихотворение. Думаю, если мы с тобой еще раз перечитаем стихотворение…» Он сделал паузу, изучая ее застывшее лицо. «Ребекка, подумай, сколько хорошего мы могли бы сделать с девяноста миллионами долларов. Мы с тобой можем поработать над этим вместе, оставив ФБР в покое, только мы».
Она на мгновение подняла на него взгляд, а затем отвернулась к вялому огню. «Золтан считал, что стихотворение – ключ к нахождению Большого Взятки, но ты уже слышал его и знаешь столько же, сколько и я, а это ерунда. А я же говорила, что не хочу этим заниматься». Она снова посмотрела на его лицо, черты которого смягчились в свете фонаря. «Какое красивое лицо», – подумала она, когда увидела его в первый раз в Линкольн-центре. Она медленно произнесла: «Ты действительно хочешь найти эти облигации на предъявителя, правда, Рич?»