— Представляю, что сейчас творится в Константинополе, — рассеянно произнес д'Эвре по-французски, тоже глядя в окно. — Ак-паша в Сан-Стефано! Во дворце паника, эвакуация гарема, бегают евнухи, трясут жирными задами. Интересно, Абдул-Гамид уже переправился на азиатский берег или нет? И никому в голову не придет, что вы, Мишель, явились сюда всего с одним батальоном. Если б это была игра в покер, отличный мог бы получиться блеф, с полной гарантией, что противник бросит карты и спасует.
— Час от часу не легче! — всполошился Перепелкин. — Михаил Дмитриевич, ваше превосходительство, да не слушайте вы его! Ведь погубите себя! И так уж залезли прямо волку в пасть! Бог с ним, с Абдул-Гамидом!
Соболев и корреспондент посмотрели друг другу в глаза.
— А что я, собственно, теряю? — Генерал с хрустом сжал пальцы в кулак. — Ну, не испугается султанская гвардия, встретит меня огнем — отойду обратно, только и всего. Что, Шарль, сильна ли гвардия у Абдул-Гамида?
— Гвардия хороша, да только Абдул-Гамид ее от себя нипочем не отпустит.
— Значит, преследовать не будут. Войти в город колонной, с развернутым знаменем и барабанным боем, я — впереди, на Гульноре, — распаляясь, заходил по кабинету Соболев. — Пока не рассвело, чтоб не видно было, как нас мало. И к дворцу. Без единого выстрела! Вынесут мне ключи от Константинополя?
— Непременно вынесут! — горячо воскликнул д'Эвре. — И это уже будет полная капитуляция!
— Англичан поставить перед фактом! — рубил рукой воздух генерал. — Пока очухаются, город уже русский, и турки капитулировали. А коли что сорвется — семь бед, один ответ. Сан-Стефано захватывать мне тоже никто не дозволял!
— Это будет беспрецедентный финал! И подумать только, я окажусь непосредственным свидетелем! — взволнованно молвил журналист.
— Не свидетелем, а участником, — хлопнул его по плечу Соболев.
— Не пущу! — встал перед дверью Перепелкин. Вид у него был отчаянный — карие глаза выпучены, на лбу капли пота. — Как начальник штаба заявляю протест! Опомнитесь, ваше превосходительство! Ведь вы генерал свиты его величества, а не башибузук какой-нибудь! Заклинаю!
— Прочь, Перепелкин, надоели! — прикрикнул на рационалиста грозный небожитель. — Когда Осман-паша из Плевны на прорыв пошел, вы тоже «заклинали» без приказа не выступать. Аж на коленки бухнулись! А кто оказался прав? То-то! Вот увидите, будут мне ключи от Царьграда!
— Как здорово! — воскликнул Митя. — Правда, замечательно, Варвара Андреевна?
Варя промолчала, потому что не знала, замечательно это или нет. От Соболевской лихости у нее закружилась голова. И еще возникал вопрос: а ей-то как быть? Маршировать под барабан с егерским батальоном, держась за стремя Гульноры? Или оставаться среди ночи во вражеском городе одной?
— Гриднев, оставляю тебе моих конвойцев, будешь стеречь банк. Не то местные разворуют, а свалят на Соболева, — сказал генерал.
— Ваше превосходительство! Михал Дмитрич! — взвыл прапорщик. — Я тоже в Константинополь хочу!
— А кто будет Вагвагу Андгевну охганять? — укоризненно прокартавил д'Эвре.
Соболев достал из кармана золотые часы, со звоном откинул крышечку.
— Половина шестого. Часа через два — два с половиной начнет светать. Эй, Гукмасов!
— Слушаю, ваше превосходительство! — влетел в кабинет красавец-хорунжий.
— Собирай роты! Строить батальон в походную колонну! Знамя и барабанщиков вперед! И песенников тоже вперед! Пойдем красиво! Гульнору седлать! Живо! В шесть ноль-ноль выступаем!
Ординарец стремглав выбежал, а Соболев сладко потянулся и сказал:
— Ну-с, Варвара Андреевна, или стану героем почище Бонапарта, или сложу, наконец, свою дурную голову.
— Не сложите, — ответила она, глядя на генерала с искренним восхищением — уж до того он сейчас был хорош, истинный Ахиллес.
— Тьфу-тьфу-тьфу, — суеверно поплевал Соболев.
— Еще не поздно одуматься! — встрепенулся Перепелкин. — Позвольте, Михаил Дмитриевич, я верну Гукмасова!
Он уж и шаг к выходу сделал, но в этот миг…
В этот миг с лестницы донесся грохот множества сапог, дверь распахнулась и вошли двое: Лаврентий Аркадьевич Мизинов и Фандорин.
— Эраст Петрович! — взвизгнула Варя и чуть не бросилась ему на шею, да вовремя спохватилась.
Мизинов пробурчал:
— Ага, он здесь! Отлично!
— Ваше высокопревосходительство? — нахмурился Соболев, видя, что за спинами вошедших синеют жандармские мундиры. — Откуда вы здесь? Я, конечно, допустил своеволие, однако арестовывать меня — это уж чересчур.