– Тут хватит места и для них, – возражает Джейн, раскладывая их на столике.
Джи-Ар проверяет качество передачи на мониторе.
– Все в порядке. Джейн, подправь слегка макияж.
Она берет свою косметичку и слегка освежает грим. Одновременно она расспрашивает меня о Самнере, о моих студентках, о моей прошлой жизни. Судя по ее вопросам, она хорошо подготовилась.
Рядом с ней я чувствую себя уродиной, несмотря на то, что сделала прическу в «Мечтах Парижа» и косметика у меня тоже вполне приличная. К тому же мне удалось принарядиться в то синее платье для беременных, которое купил мне Питер.
Джейн произносит несколько вступительных слов, которые команда смонтирует как надо позже.
– Директор Бейкер отказался дать интервью, но он высказал свое мнение, сравнив жалобы юных студенток о сексуальных домогательствах с историей Салемских ведьм.
Мне кажется, что такая аргументация уже поднадоела.
– Давайте прорепетируем для начала несколько вопросов, – предлагает Джейн.
Она ведет себя именно так, как мне рассказывали Тина и Джуди, которых снимали раньше. Вероятно, она дает нам возможность успокоиться.
Когда Джейн поворачивается ко мне, включаются софиты.
– До сих пор, при всем нашем старании, нам не удалось найти хоть одну студентку, которая отрицательно отозвалась бы о вашем преподавании, все опрошенные нами девушки считают вас поистине чудесным преподавателем, что кажется нам довольно странным, учитывая причину вашего увольнения. Знаете ли вы фамилии студенток, которые подписали отрицательные отзывы?
– Этим вопросом занимается мой адвокат, – говорю я.
Интересно, куда они вставят интервью со мной. Я знаю, что команде «Горячей линии» запретили появляться в колледже, но до прихода ко мне они уже отсняли какой-то материал, несмотря на все препоны. Аманда Силвер, Джуди, Тина, Мелисса и ее отец—все дали им интервью.
Они отыскали Генри Самнера в Колумбии, куда он сбежал на конференцию. Сразу по прибытии Джейн показала мне отснятый материал, где Генри Самнер поворачивается к ним спиной и бросается прочь от камеры.
Прошло восемь дней со дня похорон заведующей Уиттиер и две недели со дня моего увольнения, но таких заполненных дней у меня еще не бывало в жизни. Этот дом стал штаб-квартирой нашей борьбы. Мобильник едва ли не прирос к моему уху из-за постоянного приема и передачи всяческих донесений и стратегических предложений.
У моего дома появлялись группы студенток, возмущенных моим увольнением. Они громко протестовали, удивляясь, кто мог написать плохие отзывы. Тина попыталась выяснить фамилии авторов. Поступило донесение: «Спрятано надежно. Никаких лазеек».
Джейн погладила Босси.
– Фил, позвони Питеру и пригласи его сюда. Мы снимем сначала одну Лиз, а под конец их с Питером вместе.
Мы беседуем то с включенной, то с выключенной камерой. Я успокаиваюсь настолько, насколько это возможно в присутствии команды телевизионщиков в моей гостиной. Минут через десять появляется Питер, он даже не снял своего горохового костюма.
– Замечательно, – говорит Джейн. – Оставайся в нем.
– Нет, – возражает он. – Лиз будет глупо выглядеть, когда выяснится, что она ждет ребенка от какого-то овоща.
Несмотря на все уговоры Джейн и Джи-Ара, Питер остается непреклонным.
– Но мы можем упомянуть о твоем костюме? – спрашивает Джейн.
– Ради бога, – говорит Питер. – Я же был в этом костюме, когда вы снимали сегодня днем.
– Ну все, пора заняться делом. Больше никаких репетиций, – говорит Джи-Ар.
Мы повторяем все, что репетировали раньше.
Каждый раз при включении камеры Джейн облизывает губы. Я тоже следую ее примеру. И почему это говорят, что старые собаки не могут выучить новые трюки: «Потявкать – облизнуть – потявкать».
Джейн очень умелая ведущая. Я почти забываю о включенной камере. Я рассказываю о моих студентках, учебниках, огорчениях. Ко мне подсаживается Питер, его рука накрывает мою. Джейн наносит решающий удар, спрашивая о моей семейной жизни.
– У меня не было семейной жизни, хотя я до сих пор замужем. У нас с мужем были совершенно разные личные и карьерные интересы. – Могу представить, что реакция Дэвида на это заявление будет весьма неодобрительной. Я смотрю на наши с Питером соединенные руки и вижу на мониторе, как камера, наезжая, показывает их крупным планом. – Мы с Питером подружились, потому что я была одинокой.
– А потом стали любовниками, – говорит Джейн.
– И в итоге мы полюбили друг друга.
– Возможно, вас поэтому и уволили?
– Лиз уволили потому, что она выступила против руководства. Все преподаватели, считавшие, что права Мелисса, потеряли работу, – говорит Питер.
– Но я имела штатную должность. Моральный аспект – это ненадежный повод для увольнения. Проще уволить за некомпетентность.
– Как вы относитесь теперь к Фенвейскому колледжу? – спрашивает она.
– Это ужасно сложный вопрос. Мне нравится преподавательская работа. Я считаю, что Фенвей дает девушкам отличное образование, но политические интриги раскололи его надвое.
– Ведь это женское учебное заведение, – говорит Джейн. Камера наезжает на меня, а она вновь облизывает губы. – Кто руководит Фенвеем?
– Мужчины. Девяносто процентов штатных должностей занимают мужчины. Восемьдесят пять процентов женщин, претендовавших на должности, получили отказ. А отказы мужчинам составили меньше одного процента.
– Подобная дискуссия могла бы возникнуть лет тридцать назад, – замечает Джейн. – Вы считаете себя феминисткой?
– Я ничего не имею против мужчин, но я сторонник справедливого отношения в данном вопросе, – говорю я. – Прошли те времена, когда смазливые женские мордашки появлялись лишь в рекламах сигарет.
– Стоп, – говорит Джи-Ар. – Джейн, может, нам уже достаточно материала?
– Нет. Надо поговорить об этих «жучках».
Мы говорим. Так или иначе я всячески пытаюсь намекнуть, что мы не имеем доказательств того, что Бейкер – непосредственно или косвенно – отвечает за установку подслушивающей аппаратуры. Так посоветовала мне Кэрол, и она считает, что хотя этот репортаж может слегка повредить нашему делу в суде, мы выиграем в общественном мнении. Она посоветовала мне пойти на это.
В заключение Джейн спрашивает:
– Сожалеете ли вы о каких-то своих поступках?
Я без колебаний отвечаю:
– Нет.
Джи-Ар вновь останавливает съемку.
– Вы отлично смотрелись, – говорит мне Джейн. – Спокойно и уверенно.
Я бы не стала употреблять таких слов для описания моего состояния во время разговора со знаменитой телеведущей, под непрерывным обстрелом камер. Я обрела четверть часа обещанной мне славы. И мой интерес к ней остынет, как только пройдет передача. Как пришла, так и уйдет.
После отъезда «Горячей линии» я звоню маме, чтобы предупредить о моем предстоящем всенародном представлении. Ее нет дома. Глори, глори! Аллилуйя! Зато я беседую с моей тетушкой.
Она взволновалась:
– Я запишу передачу на видео. Во что ты была одета?
Я описываю ей мое синее матросское платье для беременных.
– Я уверена, ты чудесно выглядела. Да, забыла сказать тебе. Я сшила для малышки стеганое одеяльце. Вышила крестиком азбуку и плюшевого медвежонка. По трафарету, конечно, из швейного набора.
Пока я болтаю с тетей Энн, Питер целует меня в щеку, вложив мне в руку записку, нацарапанную на обратной стороне старого счета. Он написал на том, что попалось под руку, забыв, что около Гарфилда лежит специальный блокнот. Я читаю: «До скорого, я ухожу обратно на работу», слушая, как тетушка Энн рассказывает о том, что все еще учит мою мать легче относиться к жизни.
Вдохновившись разговором с тетей, я набираю номер Джилл. Она отвечает.
– Наконец-то я поймала тебя, – говорю я.
– У меня осталось странное чувство после разговора с тобой, – отвечает она.
– И поэтому ты избегала меня. – Молчание подтвердило, что я права. – Что больше всего расстроило тебя? – спрашиваю я.