Перед посадкой он включил телефон и набрал номер Тины. Она ответила после третьего гудка.
— Да? — Голос прозвучал настороженно.
— Это я, милая.
— О… Привет.
Молчание давило, и Мило нарушил его первым.
— Послушай, мне жаль…
— Что ты говоришь! — перебила Тина. — «Жаль». Нет, после того, что случилось, этого слишком мало. Я хочу услышать…
И звонкий детский голосок.
— Папочка?
В голове зашумело. Он уже давно не ел, а тут еще пиво.
— Я не смогу всего объяснить. Сам многого не знаю. Меня ищут за то, чего я не делал.
— За убийство Энджелы.
— Дай мне поговорить с папочкой! — потребовала Стефани.
Теперь Мило понял — Симмонс считает, что он убил Энджелу.
— Мне нужно в этом разобраться.
Снова молчание, только теперь его прервала Стефани.
— Я хочу поговорить с папочкой!
Тина требовала объяснений, и он попытался.
— Послушай, что бы ни говорили тебе эти люди из МНБ, это неправда. Я не убивал Энджелу. Я вообще никого не убивал. Но больше мне сказать нечего.
— Понятно, — чужим, бесчувственным голосом произнесла она. — А вот специальный агент Джанет Симмонс считает, что у нее есть все основания для подозрений.
— Да, Симмонс так думает. Только никаких доказательств у нее нет. Она не говорила…
— Нет.
Жаль. Он надеялся на другое.
— Могу только предположить, что меня кто-то подставил.
— Но почему? — взорвалась Тина. — Зачем кому-то тебя подставлять?
— Не знаю, — повторил Мило. — Если бы знал почему, то знал бы кто. Понимаешь? А пока МНБ считает меня то ли убийцей, то ли предателем.
И снова молчание.
Мило повторил попытку.
— Не знаю, что наговорила тебе Симмонс, но мне абсолютно нечего стыдиться.
— И как ты собираешься это доказать?
Он хотел спросить, кому нужны доказательства, ей или им, но сдержался.
— Ты едешь в Остин?
— Возможно, завтра. А ты где сейчас?
— Хорошо. Буду на связи. Я вас люблю и…
— Папочка?
Он даже вздрогнул — Тина передала телефон без предупреждения.
— Привет. Ты как?
— Устала. Твои друзья меня разбудили.
— Извини. Они просто придурки.
— Когда ты вернешься?
— Как только закончу работу.
— Ладно.
Стефани произнесла это таким тоном, как будто нарочно копировала мать, и у Мило все сжалось внутри. Они поговорили еще немного, а когда закончили, Стефани сказала, что не знает, где мама, и положила трубку.
Несколько секунд Мило тупо смотрел перед собой — на расставленные рядами кресла, на группки пассажиров, взволнованных, с нетерпением ожидающих полета, и скучающих, уставших от долгого ожидания, — а потом вдруг почувствовал приближение рвотного спазма. Он поднялся, неловко, сдерживая позыв, проковылял по застланному ковровым покрытием залу и почти вбежал в туалет. Едва успел запереть дверцу кабинки, как его вырвало, словно организм торопился избавиться от всего еще не усвоенного пива. Он прополоскал рот, вытер губы и вернулся в коридор. Приступ не только прочистил желудок — в голове прояснилось, словно вместе с блевотой ушло что-то, блокировавшее мысли, что-то, мешавшее понять, как быть дальше.
Мило не хотел пользоваться чужой сим-картой после посадки — номер уже засекли со звонком Тине, — а потому решил воспользоваться ею сейчас и набрал + 33112. Женский голос сообщил, что он дозвонился до справочной «Франс Телеком». Мило спросил номер Дианы Морель в Париже. В списке нашелся только один, и он попросил соединить. В Париже было пять утра, и звонок, похоже, немного испугал снявшую трубку женщину. Ее действительно звали Диана Морель, но ей, судя по голосу, было не меньше шестидесяти, и Мило дал отбой.
Теперь он, по крайней мере, знал, что не сможет просто позвонить Диане Морель и потолковать об Энджеле Йейтс и полковнике И Лене. Если же выйти на ГУВР и попросить соединить с кабинетом или домом, его местонахождение вычислят за считаные минуты, информацию передадут Компании, и обстоятельного разговора не получится. А ему нужно именно это.