— А ну, стой! — это был Прищуренный. — Кто это у нас такой прыткий? А, старые знакомые. Куда бежим?
Поигрывая трофейным «Вальтером», Прищуренный привел их в овраг, где ночевало больше двадцати бывших пленных. Среди них — Лысый и Тыщкмбриг.
У Лысого руки затряслись от удивления:
— Ты… Пулемет… Как это? Почему — живой?
— А ты не рад? Пуля — по касательной. — неохотно процедил Михалыч.
— Ты кому тут тычешь, рядовой?! Я — …
— Был. Сейчас ты — беглый пленный, как и я. Кстати, на тебе не написано, кем ты был.
— Заткнулись все! — Рявкнул Тыщкмбриг. — Что это ты из штанов сделал?
— Мешки для воды.
— О! Молодец! Давай сюда.
Михалыч медленно снял штаны с левого плеча, подержал, подошел к Тыщкмбригу, сел рядом и только потом протянул ему штаны. Тыщкмбриг оскалился: ему не понравилась пауза — получалось, что Михалыч отдал ему штаны по собственной воле, а не по его приказу. Он раскрутил верх левой штанины и отдал штаны Прищуренному: «Подержи!» Засунул сложенные ладони в штанину, вытащил полную горсть воды, плеснул себе в рот и на лицо. Повторил раз пять-шесть, потом сказал Прищуренному и Лысому:
— Теперь — вы. И красноармейцев не забудьте, особенно — раненых.
Эти зачерпывали воду одной ладошкой — сначала остатки из левой штанины, потом — из правой. Лысый протер лицо рукой и рявкнул:
— Черных!
— Здесь, товарищ комиссар! — Откликнулся немолодой солдат.
— Возьми, раздели на всех. Раненым — больше. Нам — хватит, обойдемся.
Галифе
не вернулись. Минут через десять, Михалыч встал и пошел вниз по оврагу туда, куда их унесли. Обнаружил метров через сорок, за поворотом: здоровый лоб развязывал узлы на штанинах, приговаривая:
— Вот это — галифе! Как новые, захочешь — не порвешь. Материал какой-то необычный, они внутри — скользкие и сухие, как будто не в них воду носили! И не мнутся совсем.
Рядом с ним сидели еще трое, подхихикивая и лапая штаны. Очевидно, им тоже хотелось ими завладеть, но кишка — тоньше, чем у Лба. Михалыч подошел, молча взялся за штаны и потянул вверх. Лоб напрягся, удерживая, и повис на штанах. Резко отпустил, плюхнулся на землю, как-то перекрутился и бросился на Михалыча уже с финкой а руке: «Наших бью…». Михалыч мазнул его штанами по морде, левой рукой схватил за правую кисть и дернул. Потом повернулся и пошел назад, засовывая финку в карман гимнастерки. Пока Лоб баюкал выбитую кисть, а остальные закрывали рты, Михалыч скрылся за поворотом. Вернулся к Коле и Тыщкмбригу, сел на то же место и стал развязывать штанины.
— Ну-ка постой, дай сюда галифе. — Скомандовал Прищуренный.
Михалыч не отреагировал.
— Рядовой! Оглох?!
— У тебя это — давно? — спросил Михалыч.
— Что — это?
— Проблемы с памятью. Ты уже — спрашивал, я — ответил: я — не красноармеец, документов нет. Значит, не рядовой.
Прищуренный побагровел и потащил «Вальтер» из кармана. Михалыч дождался, пока он поднимет ствол. Потом, одновременно, швырнул штаны Прищуренному в глаза и сделал кувырок вперед, оказавшись с ним рядом. Ухватился левой за пистолет, а правой пихнул Прищуренного в закрытое штанами лицо. Схватил штаны и откатился на место. Пока у окружающих вопросительное выражение лица менялось на удивленное, все уже кончилось: Прищуренный лежал навзничь на траве, а Михалыч сидел рядом со Тыщкмбригом, рассматривая «Вальтер» в левой руке. Потом, не поднимая глаз, спросил:
— Не пойму, вы людей защищаете от наци или свою власть — от людей?
— Молчать!!! — взревел Тыщкмбриг, брызгая слюной Михалычу в щеку. — Тут тебе не маскарад! Форму надел — значит, рядовой! А вы, м*д*ки, — он повернулся к Лысому и Прищуренному, который пытался сесть — кто ж вам, таким беспонтовым, звания дал?! Жопа вместо головы, одна извилина, и та — прямая! Молчать, я сказал!!!
Он неожиданно замолчал. Лысый и Прищуренный тоже молчали, как-то неоднозначно на него уставившись. Коля отвернулся, его трясло. Михалыч вытер щеку тыльной стороной ладони, повернулся к Тыщкмбригу, улыбнулся и серьезно сказал:
— Где-то ты прав, Тыщкмбриг. В чужой монастырь… Так вот, я пошел. Мне нужно забрать спрятанные неподалеку вещи. Если я прислонюсь к вашей команде, от этого всем будет польза. Коле лучше пойти со мной: у вас он пропадет, — Михалыч усмехнулся — вы всех раненных в ноги потеряли за эти два дня. Я вас найду, если ты не потеряешь маячок. — Михалыч оторвал от гимнастерки пуговицу и кинул Здоровенному.
Штанины были развязаны. Михалыч задрал ноги, натянул галифе, перетек в стоячее положение, заправился-застегнулся и хлопнул Колю по плечу. Они ушли. Механически переставляя ноги,