— Тана Таурелия, вы недооцениваете влияние, которое оказываете на всех нас. — Не согласился король Мелисина. — Если бы я получил ваше благословение, то и сам бы отважился на такой поступок.
— Вы серьезно? Да я в жизни не отдала бы такого распоряжения. Мне бы в голову не пришло столь жуткое «благословение»! Я даже Вериона не сумела отговорить… — запнулась и, отвернувшись в сторону, постаралась унять навернувшиеся слезы и подступивший к горлу удушливый комок. — Постойте! — В голову закралось страшное подозрение. — А почему вы, вообще, упомянули об этом? Кто дал право распускать подобные сплетни?
— Но как же?.. — опешил Мирэлос. — Напрямую, конечно, никто не говорил, но слухи давно гуляют среди воинов. Еще с того времени, как Дафна Нальнир ушла из жизни и защитила Зельдарин.
— Кто посмел? — взревела не своим голосом. Слова короля ударили по оголенным нервам хлесткой плетью. — Кто? — Обвела тяжелым взглядом присутствующих при разговоре воинов и сендаров.
Все они тушевались и отводили глаза, будто чувствовали вину. Но в моем окружении лишь несколько человек имели право говорить от моего имени. И это не сендары, не Айридар Эркасс или Ирфина Венглос. У них духу не хватило бы так поступить. Оставался единственный человек, которому я безгранично верила. Его звериная преданность не вызывала сомнений, но в этом животном стремлении меня защитить он перешел допустимые границы.
— Ты?! — С болью и неверием посмотрела на Калима. — Это был ты? Ты убедил Дафну, Илиндора и Вериона, что их жертва — моя воля? Отвечай!
На лице Калима не дрогнул ни один мускул. Впрочем, я не знала этого наверняка, воин носил маску. Но за Калима всегда говорили глаза, даже когда он сам был лишен этой возможности. И сейчас они горели непоколебимой уверенностью, в которой не прослеживалось и тени сомнений, будто он неправ или совершил недостойный поступок.
— Я никого не заставлял жертвовать собой, — спокойно ответил главнокомандующий. — Решение воины принимали самостоятельно.
— Ты разговаривал с ними? Со всеми?
— Разговаривал! — И не подумал отрицать мужчина. — Я поступил так, как считал нужным, защищая тебя и остальные королевства. Иначе наши бойцы и союзная армия полегли бы еще под Атароном.
— С Верионом тоже провел беседу? — процедила, ощущая клокочущую в груди ярость. — Ты понимаешь, что натворил? Осознаешь, что никогда не прощу тебе этого?
— Я всего лишь делал то, на что ты никогда бы не решилась. Меня не в чем упрекнуть. Да, погибли люди, которых ты любила и уважала. Но эти воины исполнили священный долг, следуя присяге и клятве верности. Уж лучше они, чем тысячи мирных жителей. Разве в душе ты так не считаешь?
— С каких пор ты настолько очерствел? — произнесла, оглушенная неприглядной правдой. А вместе с тем не могла отделаться от ощущения, что вместо родного и благородного Калима говорил другой человек. Он сам на себя не походил. Когда мой преданный друг успел так измениться?
Другой! — Меня прошибло холодным потом. В памяти отчетливо всплыл момент нашей схватки с хорбами и начала испытания, назначенного духом древнего эльфа, заточенного в «Поглотителе».
— Сихилл! — ахнула я, ощущая, как земля уходит из-под ног.
— Браво, моя королева! — Содрав маску, мужчина ухмыльнулся, ничуть не стесняясь жуткого оскала. — Наконец-то догадалась!
— Но как же это возможно? — прошептала, вытаскивая на свет древний кинжал, исписанный рунами. — Что же ты натворил? Что сделал с Калимом?
— С Калимом? — В таких родных и в то же время чужих глазах сверкнуло зеленое пламя. — Ничего такого, на что он сам бы не согласился. Он всего лишь сосуд. Инструмент. И очень полезный, раз уж на то пошло. Твоя армия стала сильнее, а воины отважились на поступки, которые никогда бы не совершили, оттягивая решение до последнего. Разве не благодаря мне могущественные маги пожертвовали собой? Разве не я был рядом и прокладывал путь к победе, пока ты колебалась?
— Ты обманул их! Подло использовал доверие, играя чужими жизнями! — Меня затрясло от злости и бессильной ярости. — Предатель! Зачем? Зачем тебе это? Я никогда не отдавала таких приказов. Это не моя воля. Это… Мерзость!
В зале для совещаний воцарилась оглушительная тишина, напряжение достигло накала и стало невыносимым. Но Сихилл, казалось, не обращал внимания на то, что окружен моими верными людьми. Многие не понимали, что происходит, но инстинктивно занимали мою сторону. Главнокомандующий вел себя странно. Он впервые публично снял маску, и этот оскал смерти с холодным выражением зеленых глаз не предвещал ничего хорошего.